Жюльену было поручено ввести профессора в курс его новых обязанностей. Старый ученый снял сюртук и воротничок, закатал рукава и принялся доить: по правде говоря, он справлялся с этим не хуже других. Закончив дойку, он вылил содержимое ведра в бидон с химическими удобрениями — ученые ведь такие рассеянные!
В тот же вечер ему пришло в голову изобрести доильную машину, и на следующее утро дамы и дети, которые завтракали на лужайке, наслаждаясь последними летними деньками, увидели оживленно жестикулирущего профессора с изобретением в руках. Это было странного вида устройство, состоявшее из велосипедного насоса с присоединенными к нему четырьмя резиновыми трубками. Трубки извивались, как щупальцы.
Подойдя к дамам, профессор пожелал подробно объяснить им, как действует аппарат. Ученый весь сиял, никакая сила не смогла бы остановить его. Аньес увидела щупальцы и отшатнулась.
— Боже мой, что это? — воскликнула тетя Адель.
— Весьма полезное изобретение, мадам! Взгляните!
Насос заработал, и трубки со свистом поднялись кверху. Клементина вскрикнула и схватилась за сердце. Изумленный Жюльен оторвался от еды.
— Это машина для дойки ваших коров, — пояснил ученый. — Достаточно пустить в ход насос, и молоко польется! Сейчас я проверю его в деле.
И он отправился на скотный двор.
— Этот человек не в своем уме, — изрекла владелица замка.
— Это совершенно непристойно! — взвизгнула Клер.
— А вдруг эта штука действует? — предположил Жюльен.
В любом случае, Пуне хотелось увидеть ее в действии! Она встала из-за стола и пошла за профессором.
Тут пришел почтальон. Это был старый почтальон, молодой ушел на войну. От сорока лет работы на свежем воздухе и приверженности к красному вину его физиономия распухла и побагровела. Лизелотта увидела его впервые и смерила оценивающим взглядом. На ее лице отразилось разочарование.
Анжель развешивала простыни на лугу. Между колышками были протянуты параллельно четыре веревки, и сложенные пополам простыни надувались и полоскались на свежем ветру. Анжель была мила в легком платьице, которое ветер задирал выше колен. Закрепляя белье прищепками, она высоко поднимала руки, вставала на цыпочки и чуть покачивалась. Это увидел Жюльен. Он подошел к ней.
— Постойте, Анжель! Я помогу вам.
— Я почти управилась, месье Жюльен!
Она обернулась и встретила мальчика ясной улыбкой. И в то же мгновение ветер приподнял еще не закрепленную простыню и сорвал ее с веревки.
Жюльен и Анжель одновременно присели на корточки, чтобы подобрать простыню. Она взглянула на него: он тоже глядел на нее. Оба расхохотались. Анжель поднялась первой и стала старательно разглаживать простыню, которую Жюльен держал за другой конец. Он резко дернул ее на себя. Но Анжель не выпустила ее из рук.
— Это не работа, месье Жюльен! — строго сказала она и залилась смехом.
Тогда Жюльен дернул изо всех сил, но Анжель держала крепко, и вышло так, что он подтянул ее к себе вместе с простыней. Она свалилась на землю, корчась от смеха, но не пыталась встать. Она лежала навзничь, упираясь головой в колени Жюльена, смотрела на него и молчала.
Он нагнулся и прильнул долгим поцелуем к ее рту, приоткрытому в немом вопросе. Анжель закрыла глаза. Мгновение спустя они скатились вниз по склону, а простыня завернулась вокруг них, только ноги торчали наружу. Белое чудовище, у которого было по паре ног с каждой стороны, извивалось у основания пригорка.
— Не так, месье Жюльен! Надо лечь в одну сторону!
— Ты думаешь?
Какая-то тряпка залепила ему рот, не давая дышать, он отбросил ее, он не знал, простыня это или платье, он ничего не видел, но ощущал на лице невыразимо нежное прикосновение. И в то время как Анжель извивалась и постанывала в его объятиях, кончиком носа, губами и языком он натыкался на мягкие, гладкие, податливые выступы и неровности.
Вскоре он осмелел и стал обследовать ложбину между двумя нежными холмами. В этой местности влажные впадины были столь же чарующими, сколь и прохладные вершины, которые Жюльен с сожалением покинул.
Здесь мягкие очертания холмов возвышали чувствительную душу путешественника. И в порыве благодарности он славил мудрого Творца гармоничной природы. А там сердце его сжималось при виде узкой темной расселины, в чьи глубины никогда не проникали благодетельные лучи солнца.
Однако из всех приманчивых пейзажей Жюльен сердцем избрал именно этот. И отправился туда, забыв на время об остальном.