— Стоять! Я еще не закончила! — рявкнула та, и стремительно догнала ее, за плечи развернув к себе. Шакси и не подозревала, что она может быть такой сильной! Лишь отстраненно заметила про себя, что на плечах обязательно останутся синяки.
— Не о чем больше говорить, Аманда, — едва слышно, хрипло сказала она. — Если мы бьем по больному друг друга, значит говорить больше не о чем. Отпусти меня. Я пойду.
— И куда же ты денешься, дорогуша? — ядовито уточнила Аманда, не выпуская, впрочем, ее из рук. — Снова на свалку? Или сразу в порт, а? Тебя там и дня терпеть не будут — ты жуткая! Это я тебя приютила. Я пустила в свой дом! Я кормила, я заботилась! И чем ты мне платишь, страшилище мое ненаглядное?!
Шакси сглотнула. Почему так больно? Почему…
— Это уже мое дело, Аманда, — еще тише отозвалась она. — Что-нибудь придумаю. Но с тобой — не останусь. Никто не знал про… — она едва не сорвалась на плач, но сдержалась. — Я только тебе показывала чешую. Никто больше ее не видел.
— Ты сама напросилась! Сама! Сама! — закричала вдруг Аманда, выпуская ее из рук, даже отшвыривая от себя куда-то в сторону стены. — Это ты сказала, что я умру под забором! А это неправда! Неправда! Неправда! — она сорвалась на визг. — Про чешую хотя бы правда! И от тебя же шарахаются, Шакси!
Поднявшись с пола, куда ее отшвырнула Аманда, Шакс медленно встала, и совершенно мертвым голосом заметила:
— Буквально несколько минут назад ты говорила, как я красива, и как популярна буду в твоем… ремесле. Определись. Я ужасная жуть, или я красивая и страшно много заработаю.
— Да извращенцы тебя с руками оторвут! Извращенцы, слышишь! Которым нормальные уже не нравятся, потому что наскучили! — расхохоталась Аманда страшным, скрежещущим, злорадным смехом. — А ты что, правда верила, что тебя может кто-то считать красивой? Серьезно? Какая же ты дура! Просто непередаваемая!
— Спасибо, я тебя… услышала, — горько сказала Шакс. — Сполна услышала. Прощай, Аманда. Больше тебе торчать в этой дыре не придется.
Она резко рванула в сторону двери и вылетела наружу. Аманда не успела даже отреагировать, и что-то сказать, не то, что вновь схватить ее за руки или за плечи. Как и много лет назад, Шакси бежала, не разбирая дороги, но в этот раз она уже ни в кого не врезалась. Аманда что-то кричала ей вслед — что-то такое же злое и ядовитое, как слова про ее чешую и про то, что она была бы очень популярна у извращенцев.
Но Шакси больше не слушала. Она никак не ждала, что один неудачный разговор откроет в подруге — такое. Она верила Аманде. Доверяла ей. Боялась за нее. Даже сейчас, когда все внутри невыносимо горело от боли, она все равно представляла каких-нибудь бандитов, или тех самых извращенцев, и молила всех, до кого могла дотянуться, о том, чтобы с Амандой ничего не случилось. Пусть она зло и жестоко говорит. Пусть она ударила в самое больное. Пусть.
Но она ведь когда-то приняла ее в свой дом. Они выживали вместе. Вместе голодали, вместе дрожали под одним потрепанным одеялом, вместе мечтали о том, как смогут есть нормальную еду, а не подгоревшие пирожки, доставшиеся от щедрого булочника. Нет, Шакси не желала Аманде зла. Но и оставаться с нею под одной крышей больше не могла. Не теперь. Не так. Нет.
Когда Шакси наконец остановилась, то поняла — ноги сами принесли ее обратно в бывший дядин дом. Той тетки, что много лет назад прогнала её, там не оказалось, как и её детей. И неудивительно. Дом покосился, и стал еще больше походить на бедняцкую лачугу, кое-как сколоченную из гнилых досок, а еще у него теперь не хватало половины крыши. Но это был ее дом, верно? Настоящий. Она здесь выросла. И значит, здесь и будет жить, и прогонит любого, кто посмеет ей помешать.
Шакси уже не была маленькой беззащитной девочкой. Шакси владела ледяной магией, и могла за себя постоять. А еще Шакси было нестерпимо, безумно больно, и очень хотелось излить эту боль хоть на кого-нибудь, чтобы она перестала так жечь ее изнутри.
И уж в этом удача улыбнулась Шакси. Когда она вошла в лачугу — а замка на двери не обнаружилось, как не было его и когда она была маленькой — ей навстречу выступил мужчина. Человек или полуэльф — она не разглядела, какие там у него уши. Грязный, большой, и совершенно пьяный. Со спутанными космами темных длинных, вьющихся волос, и не менее спутанной бородой, в которой можно было увидеть остатки еды.
— И-изыди, д-демон! — вскричал он, посмотрев на Шакси мутным взглядом. А та вдруг поняла, что её достало. Демон? Чудовище? Будет вам чудовище!
На кончиках ее пальцев появилась ледяная магия — светящаяся, странная, словно какой-то мистический огонь. Не своим голосом, она вскрикнула: