— Ладно-ладно, давай сюда свою птицу, ощипаю! — тут же пошла на попятный Аманда. — Но согласись, хотелось бы чего-то другого, да?
— Хотелось бы, — не стала спорить Шакс. — Но что есть, то и съедим.
Аманда кивнула, забрала птицу и деловито пошла в тот закуток, что изображал у них кухню. Отгороженный с двух сторон кривыми досками столик, на котором они обычно хранили добытую еду, был огорчительно пуст, так что кроме голубя есть и вправду было нечего. Но этим вечером у девочек была похлебка из голубятины. И всё время, пока Шакс ела, Аманда бросала осторожные взгляды на ее руки, думая о чем-то своем.
Меховая накидка
В этот раз они отправили «на промысел» вместе. Шакси еще утром выяснила, что поблизости поделиться с ними никто не может, и девочки решили сбегать на другой конец города. Там ведь тоже были лавки, и наверняка можно было найти добрую душу, готовую поделиться с несчастными сиротками!
По крайней мере, именно так сказала Аманда, предлагая это. Шакси же просто хотела есть, а потому молча согласилась. Вспоминать уроки дяди Эдгара с жителями собственного района очень не хотелось. Они были добры к ним обеим, помогали по мере возможности, и, хоть алхимик и захлопывал перед носом Шакси дверь, а жена бакалейщика опускала взгляд себе под ноги и шептала молитву, стоило им столкнуться, а все остальные почти не проявляли ни предубеждений, ни враждебности. Их даже не пытались выгнать из дома мамы Аманды!
Отвечать на такое черной неблагодарностью Шакс отчаянно не хотела. Но в голове то и дело всплывали воспоминания. «Умыкнуть у дурака что-то полезное — это не воровство, а урок ему на будущее. А такой хорошенькой девочке все равно ничего не сделают, рожки там у нее или крылья с копытами». Так он говорил, когда отправлял ее «побегать по городу с пользой». Шакси считала, что вспоминает дядю исключительно от мук голода. Она и лица-то его уже не помнила, и иногда ей казалось, что она всю свою жизнь прожила с Амандой. Но вот уроки… всплывали в мыслях. И с этим она ничего поделать не могла.
Для себя Шакс решила, что, если уж воровать, так хотя бы не у своих. Она могла быть незаметной, а яркая, дружелюбная Аманда — настоящая звездочка, и правда, не поспоришь — отлично отвлекала внимание на себя. Её то пытались потрепать по щекам, то подкидывали какие-то совсем мелкие монетки, то задавали вопросы. По крайней мере, в «их» районе. Как будет в другом, Шакси не знала. Но надеялась, что не так, как рядом с домом дяди.
Своих соседей там она, в отличие от самого Эдгара, помнила даже слишком хорошо. Некоторые шрамы у нее и сейчас иногда противно ныли, если под дождем слишком долго бегать, а такое не забывается. Тогда Шакси спасало то, что она была мелкой, юркой, костлявой и очень быстрой, но некоторые обитатели трущоб таскали с собой кнуты. Таким оружием и достать легко, и даже успешно убежавший воришка тебя надолго запомнит и будет обходить стороной. Заживали раны от кнута или хлыста долго.
Шакси решительно встряхнула головой, и деловито топающая впереди Аманда спросила:
— Ты чего головой мотаешь, как корова? Блохи замучили? Мы же вроде нашли траву, от которой они дохнут?
— Да нет, не блох-хи, — хихикнула Шакс, едва не рассмеявшись в голос. — Хуже. Мысли. Воспоминания. Надеюсь, там, куда мы придем, своей свалки с трупами нет. И людей с кнутами. Помнишь же, что таких как я, не любят? Рогов слишком много, кожа не того цвета, и всякое такое.
— Они тебя просто плохо знают, — фыркнула Аманда. — И ничего не понимают в красоте! Но мы им покажем! Вот прям придём туда, и ка-ак покажем!
Шакси вздохнула. Чем дальше они шли — темными переулочками, стараясь поменьше попадаться на глаза людям и эльфам, тем темнее становилось вокруг, и тем больше хотелось во что-нибудь зябко укутаться. Хоть ее кровь и была погорячее, чем у многих, и она даже в снежную зиму могла гулять в платье, а все равно мурашки ползли по коже. Да и морды у тех прохожих, которых она видела, были на диво недружелюбные. Нахмуренные брови, поджатые губы, сощуренные глаза… Сама Шакс давно бы повернула назад, но Аманде всё было нипочем.
Огорчать подругу, когда ничего кроме смутных предчувствий, грызущих живот, нет, Шакси не хотелось. Аманда опять надуется, как мышь, будет сидеть в углу и молчать, поглядывая на неё из-под на удивление темных, и ужасно пушистых ресниц. Когда Аманда так делала, Шакс хотелось бегать и кричать. Или воскресить дядю Эдгара. Или вообще глаз не открывать. Словом, молчанки девочка-тифлинг ненавидела всей душой, и потому ничего о своих предчувствиях не сказала.