Я помнил его по софтбольному матчу. Он был, наверное, самым высоким в баре. Волосы слегка вьющиеся, лицо темно-красное, цвета красного дерева, а глаза как голубые щелки. Стив улыбнулся мне, обнажив крупные кривые зубы, и мне показалось, что в комнате стало светлее.
— Эй, Стив! — крикнул мужчина, сидящий у стойки. — Налей пареньку выпить за мой счет, ха-ха!
— Ладно, — кивнул Стив, — пацан, Бобо тебя угощает.
Дама с розовыми губами сказала:
— Заткнитесь, придурки, вы что, не видите, как он испугался?
— Что тебе нужно, сынок?
— Пачку красного «Мальборо».
— Черт.
— Парень курит всерьез.
— Сколько тебе лет?
— Девять. Скоро будет десять… Это для моего дяди.
— А кто твой дядя?
— Дядя Чарли.
Раздался взрыв смеха.
— Ну, ты, пацан, даешь! — закричал мужчина. — Дядя Чарли — это круто!
Все снова расхохотались. Я подумал, что если всех смеющихся в мире собрать вместе, то смех звучал бы именно так.
— Да, точно, — сказал Стив. — Это племянник Чаза!
— Сын Рут?
— Да нет, второй сестры! Твою мать зовут Дороти, так?
Я кивнул.
— Как тебя зовут, сынок?
У Стива был роскошный голос. Теплый голос, в котором как будто перекатывались камушки.
— Джей Ар.
— Джей Ар? — Он искоса посмотрел на меня. — Что это значит? Как твое полное имя?
— Это и есть полное имя.
— Правда? — Подняв бровь, Стив взглянул на бармена. — Каждое имя что-то значит.
Мои глаза широко раскрылись. Я никогда об этом не задумывался.
— Тебе нужно придумать прозвище, если ты собираешься ходить в «Диккенс», — сказал Стив. — В следующий раз, когда придешь, подготовь прозвище, или нам придется самим его придумать.
— Что ты читаешь? — спросила дама с розовыми губами.
Я протянул ей книгу.
— Мои… нудные биографии, — произнесла она.
— Это про известных мужчин, — сказал я.
— Я-то думал, это ты написала книгу о мужчинах, — обратился Стив к женщине. Та захихикала.
Бармен порылся под стойкой и достал пачку «Мальборо». Он протянул мне сигареты, и я сделал шаг вперед. Все наблюдали за тем, как я положил доллар на барную стойку, взял сигареты и медленно пошел назад.
— Заходи еще, пацан, — сказал Бобо.
Опять раздался взрыв хохота, за ним еще один. Смех был таким громким, что никто не услышал моего ответа.
— Я приду.
10
ЗАПАСНОЙ ЗАЩИТНИК
Тетя Рут сняла свое эмбарго приблизительно в то же время, когда арабы сняли свое. Мне снова было позволено навещать Макграу и двоюродных сестер. После школы я бежал по Пландом-роуд за Макграу, а потом мы неслись на Мемориальное поле играть в салки или к пруду ловить рыбу в безумном восторге оттого, что мы снова вместе. Но через несколько недель случилось нечто намного хуже эмбарго. Это было эмбарго, облава и похищение вместе взятые. Тетя Рут решила переехать с детьми в Аризону. Тетя небрежно сообщила нам новость, когда они с бабушкой пили кофе в кухне. Она сказала, что ее детям лучше будет «на западе». Горы. Синее небо. Там воздух как вино, а зимы похожи на весны.
Я не всегда понимал, почему взрослые совершают те или иные поступки, но даже я знал, что истинной причиной переезда тети Рут в Аризону был дядя Гарри. Мои подозрения подтвердились через несколько дней — бабушка рассказала, что тетя Рут и дядя Гарри собираются помириться и тетя Рут надеется, что смена обстановки заставит дядю Гарри исправиться и стать настоящим отцом и мужем.
Это было похоже на дурной сон. Не успели мы с Макграу порадоваться нашему воссоединению, как его вместе с чемоданами погрузили в тетин фургон и увезли в такие далекие края, которые я даже вообразить себе не мог. Когда тетя Рут выезжала на Пландом-роуд, последнее, что я увидел, был Макграу в шлеме «Метс», который махал мне рукой из окна.
Потеряв Макграу, я еще глубже погрузился в три своих увлечения: бейсбол, подвал и бар — эдакий трехглавый змей. Покидав мяч об стенку гаража, воображая себя Томом Сивером, я спускался в подвал почитать про Маугли или великих людей. («Данте — он восславил Ад!») Потом, положив «Книгу джунглей» и «Минутные биографии» в велосипедную корзинку и повесив бейсбольную перчатку на ручку велосипеда, я ехал к «Диккенсу», выделывая кренделя на велосипеде, чтобы разглядеть, кто входит и кто выходит из бара, с особой тщательностью изучая мужчин. Богатые и бедные, элегантные и оборванные, самые разные мужчины заходили в «Диккенс», и каждый входил туда тяжелой походкой, будто сгибаясь под тяжестью невидимой ноши. Они шли так, как ходил я, когда мой ранец был набит учебниками. Но выходили они оттуда, почти паря.