Потом я познакомился с Бобо, возраст которого было невозможно угадать, хотя мне он казался ближе всех к дяде по годам — ему было за тридцать. Бобо, самый красивый из этой группы, с копной соломенных волос, как у серфингиста, и мускулистыми руками, производил впечатление человека, которому все никак не удавалось хорошенько выспаться ночью. От него исходил аромат виски, запах, который я любил, хотя Бобо постарался заглушить его квартой лосьона после бритья, купленного в аптеке. В то время как Кольт и Джо Ди относились с почтением к моему дяде, Бобо не проявлял уважения ни к кому, кроме своего компаньона Уилбера — черного пса с огромными, полными презрения глазами.
Я слушал разговоры этих мужчин, и голова моя моталась взад-вперед, будто я смотрел четыре теннисных матча одновременно. Читая между строк, я понял, что все они работают в «Диккенсе» барменами, поварами и вышибалами, поэтому «боссом» они называли Стива. Стива они боготворили. Когда они упоминали о нем, казалось, что говорят не подчиненные, а апостолы. Они употребляли разные клички, такие как Шеф, Пио и Фейнблатт, но было ясно, что речь идет о Стиве. У каждого из мужчин тоже была кличка, которой их наградил Стив, за исключением дяди Чарли: у него их оказалось две — Чаз и Гусь. Через десять минут я услышат столько всевозможных кличек, что мне казалось, в машине вместо четырех мужчин сидит человек двенадцать. Потом ребята запутали меня еще больше, перечислив огромное количество людей, которые заходили в «Диккенс» вчера вечером, называя их Трубочист, Сани, Стрелок, Скизикс, Танк и Твою Мать.
— Кто такой Твою Мать? — спросил я. Я знал, что должен помалкивать, но вопрос вырвался сам собой.
Мужчины переглянулись.
— Твою Мать — швейцар, — сказал дядя Чарли. — Он подметает пол. Помогает с разными мелочами.
— А почему вы зовете его Твою Мать?
— Эта единственная фраза, которую он произносит, — объяснил Кольт. — Или, лучше сказать, единственная фраза, которую еще можно разобрать. Как сегодня сыграли «Янкиз»? А, твою мать. Как ты поживаешь? Ах, мать твою.
Я не слышал, что еще сказал Кольт. Я был слишком очарован его внешностью мишки Йоги. Каждое предложение, которое он произносил нараспев, звучало как «Эй, Бу-Бу, пошли поищем корзинки с пикника».
Джо Ди напомнил о том времени, когда Твою Мать жил за «Диккенсом» в машине. Стив запретил ему жить там, когда Твою Мать стал стирать белье в посудомоечной машине «Диккенса». Стив возражал не столько против стирки, заметил Кольт, сколько против того, что Твою Мать развешивал белье на деревьях за баром. Мужчины посмеялись, вспомнив эту историю, и Бобо рассказал похожую историю про Стива. Все вокруг напоминало мужчинам об очередной истории, приключившейся со Стивом. Как-то Стив угнал полицейскую машину и стал гонять по Манхассету, включив мигалку, с ревущими сиренами, разыгрывая своих друзей и доводя их до сердечного приступа. В другой раз в самолете Стив ходил туда-сюда по проходу с шампанским на подносе, спаивая пассажиров. Или как Стив повез компанию завсегдатаев «Диккенса» на своей лодке «Дипсомания» в Монтаук, но слишком много выпил, сбился в тумане с курса и доплыл почти до «Новой долбаной Шотландии».
Дядя Чарли рассказал, что он впервые встретил Стива, когда они заканчивали манхассетскую школу. Стива как раз выгнали из Чеширской академии в Коннектикуте, школы, где все мальчики носили синие пиджаки и ухмылялись. Чеширская потеря обернулась находкой для Манхассета, сказал дядя Чарли. Мне хотелось спросить, не в Чеширской ли академии Стив научился так улыбаться. В моих воспоминаниях Стив был похож на Чеширского Кота из «Алисы в стране чудес».
Все жарко обсуждали ремонт, который Стив грозился начать в «Диккенсе», — сложное и дорогое предприятие. Кроме нового дизайна помещения и усложнения меню, Стив планировал отказаться от рок-групп, которые выступали по вечерам. Еще более шокирующей новостью было то, что он подумывал о переименовании бара — в «Пабликаны». Мужчины это не одобряли. Совсем не одобряли. Они вообще не любили перемен, в особенности если дело касалось бара.
— А что это вообще, мать твою, означает — пабликан?
— Птица с двойным подбородком.
— Это пеликан, идиот.
— Пабликан — это бармен.