— Ешь свой гамбургер, — сказала бабушка.
— Ему нужно выпить пива, — заявила Шерил.
Мама попросила меня рассказать о том, что меня беспокоит. Я не мог произнести вслух, что готов отдать все, чтобы попасть в Йель, что, если я туда не попаду, жить вообще не стоит, но я наверняка не попаду, потому что мы не из тех, кто «попадает» в такие места. Мама сжала мою руку.
— Мы прорвемся, — пообещала она.
Я извинился и выскочил из бутербродной. Как сбежавший из сумасшедшего дома, я слонялся по студенческому городку, рассматривая студентов и заглядывая в окна. В каждом окне мне виделись все более и более идиллические сцены. Профессора делились своими идеями. Студенты пили кофе и думали о чем-то умном и великом. Я зашел в книжный магазин Йеля и чуть не упал в обморок, увидев огромное множество книг. Я сел в углу и стал слушать тишину. Билл и Бад не предупреждали меня об этом. Они рассказывали мне об истории Йеля, о его очаровании, но они не подготовили меня к его умиротворенности. Они не говорили мне, что Йель — символ того спокойствия, к которому я так стремился. Вновь зазвонили колокола. Мне захотелось броситься на землю и плакать.
В Нью-Хейвен-Грин я уселся под раскидистым вязом и стал смотреть на стофутовые крепостные башни, окружавшие старый студенческий городок, стараясь представить себя по ту сторону. У меня ничего не получалось. Из всех мест, которыми я восхищался издалека, Йель казался самым неприступным. Через час я встал и медленно побрел назад к бутербродной. Бабушка и Шерил сердились, что меня так долго не было. Мама беспокоилась о моем рассудке. Она протянула мне подарок, купленный в сувенирном магазине, — ножик для вскрытия писем с эмблемой Йеля.
— Чтобы тебе было чем открыть подтверждение, что тебя зачислили, — сказала она.
Вернувшись в Манхассет, мы с мамой пошли в бар ужинать. Стив закончил ремонт, и бар теперь официально назывался «Пабликаны», став другим заведением, — более утонченным. В новое меню входили даже омары. За стойкой стоял дядя Чарли в брюках цвета хаки и кашемировом джемпере с вырезом в форме буквы V. Он тоже изменился. Дядя подошел к нашему столику поздороваться.
— Что с ним? — спросил он маму, качнув головой в мою сторону.
— Сегодня он влюбился в Йель, — ответила мать, — и решил, что любовь эта без надежды на взаимность.
— Бобо здесь? — поинтересовался я. Бобо и Уилбер могли меня ободрить.
— Пропали без вести, — ответил дядя Чарли.
Я опустил голову.
Дядя Чарли пожал плечами и направился обратно к барной стойке, нырнув в завесу из дыма. Мужчины обрадовались его возвращению и потребовали налить еще.
— Угомонитесь вы, бога ради! — сказал дядя. — Мне нужно позвонить.
Все засмеялись. Я не выдержал и тоже рассмеялся. После того как мне откажут в Йеле, решил я, я поступлю в какой-нибудь маленький, неизвестный университет. Буду хорошо учиться, обходными путями пробьюсь в юридическую школу, потом обманным путем уговорю какую-нибудь адвокатскую контору взять меня на работу. Стану зарабатывать меньше, чем надеялся, но если буду экономить, то смогу заботиться о матери, отправлю ее в университет и подам в суд на отца. А в качестве утешения каждый вечер по пути домой буду заглядывать в «Пабликаны», чтобы пропустить пару рюмочек. Буду общаться с ребятами, смеяться и забывать дневные заботы и жизненные огорчения. Я смотрел на дядю Чарли, который разливал напитки, и мне вдруг стало легко от осознания того, что, хотя в Йель меня точно не примут, примут в «Пабликаны». Если я не смогу получить свет и правду Йеля, я всегда смогу рассчитывать на мрачную правду бара. И только иногда, перебрав или выпив недостаточно, я позволю себе задуматься, как сложилась бы моя жизнь, если бы меня приняли в Йель.
16
ДЖЕЙ АР
Два выстрела в упор в грудь, и безликий убийца скрылся. Мы с мамой увидели это вместе с миллионами других людей. Попытка убийства Джей Ара Эвинга стала самым интересным эпизодом в последней серии того сезона сериала «Даллас» — самого популярного сериала на свете, и когда Джей Ар Эвинг упал на пол, зажав руками свои раны, Джей Ар Морингер знал, что ему предстоит жаркое лето.