— Не надо со мной так разговаривать, Уилл. Это мне пришлось идти в школу. И ты не имеешь права вот так запросто заявиться и начать отыгрывать свою патриархальную роль…
— Да я даже не знаю, что случилось!
— Расскажи ему, Марк!
Далее неразборчиво.
— Марк, громче.
— Я, типа, списал. На экзамене.
— Ты, типа, списал? Марк, объясни мне, как это возможно: типа, списать?
— Сара.
— Уилл. Даже не смотри на меня так. Наш сын списал на экзамене, и я имею полное право быть в бешенстве.
Быстрые шаги. Скрип стульев.
Я представила папу и вздувшуюся вену на его щетинистой шее. Она всегда вздувалась, когда он был расстроен или разочарован чем-то.
Снова неразборчиво. Вдруг отец закричал:
— Господи ты боже мой, Марк! Громче!
— Я говорю — простите.
Пронзительный крик мамы перебил папу.
— В школе были полицейские. Они думают, что все это как-то связано с погибшим мальчиком. Но никто ничего не рассказывает. Уилл, здесь замешана полиция. Им кажется, что это связано с убийством.
Папин голос рухнул на октаву.
— Что ты им сказал, Марк?
Молчание.
— Ничего, — ответил Марк.
— А тебе было что им сказать? — Голос матери стал таким пронзительным, что стены буквально вибрировали.
Снова неразборчиво.
Мое сердце билось словно о кафель в ванной.
— Ясно. Значит, едем в полицию. И ты им рассказываешь все, что знаешь. Идем.
— Не могу.
Мама перешла на визг, от которого задрожали трубы:
— О нет, ты еще как можешь! Все ты, черт побери, можешь!
— На самом деле я не совсем списал.
— О, Марк! — Мама почти стонала. — Ты что, нас за дураков принимаешь? Директор Спот показал мне все ваши работы. У тебя и твоих друзей абсолютно одинаковые ответы на один и тот же вопрос, черт меня подери!
— Ладно. Ладно. Чего ты от меня хочешь?
Гудение холодильника. Скрип ботинок.
— Скажи, что ты никак не связан с тем, что случилось с этим мальчиком.
— Мама!
— Скажи, что ты никак не связан с тем, что случилось с этим мальчиком, Майером.
— Господи, Сара.
— Заткнись, Уилл. Марк!
— Я всю ночь был дома!
— Марк…
— Я никак с этим не связан, ясно? Он просто… Он просто продавал ответы на экзаменационные вопросы. Ну я их и купил. И все!
Раздался голос папы. Он звучал спокойно.
— Он продал тебе ответы.
Удар.
Это был фирменный удар отца по столу. К слову сказать, видели мы его нечасто: лишь однажды отец отреагировал так, когда Марк случайно въехал на машине в гаражную дверь.
— Он просто чувак, у которого я купил ответы. Это не какая-то большая трагедия. Просто ошибка!
— Пойдем. Садись в машину. В машину прямо сейчас, — прогремел голос папы.
Я слышала, как эхом разлетались звуки шагов. Входная дверь захлопнулась до того, как я успела спуститься.
Я взяла банку меда и принялась макать в нее крекеры, а сама думала об услышанном.
И тут в голове очень ярко вспыхнуло одно воспоминание. Когда мы с Марком еще были детьми. Однажды нас отправили к бабушке с дедушкой во Флориду. Были каникулы, а мама уезжала в тур. Бабушка с дедушкой жили в шикарном комплексе для пожилых. Там был бассейн, в центре которого устроили что-то типа островка, где грудой лежали красивые камни. Во всем комплексе не было ни одного человека младше восьмидесяти, играть нам было не с кем, кроме как друг с другом, поэтому мы решили собирать на острове «сокровища». Мы доплывали до этого островка, залезали на него, сбрасывали камни в воду, потом ныряли за ними (моя идея), потом заворачивали их в полотенце (идея Марка), относили в сад к бабушке и там прятали за сараем. Мы планировали закопать камни, когда соберем «достаточное» их количество. Возможно, это означало все камни. Через четыре дня мы полностью очистили бассейн, оставив только один розовый камень, который, как мне кажется, был прикреплен к островку.
Именно тогда старик с двумя волосинками на голове и страшной сыпью на лице постучал в дверь наших бабушки и дедушки. Он состоял в каком-то комитете этого комплекса и был очень зол на нас, потому что только мы были под подозрением. Само собой, ведь старики не стали бы воровать камни из бассейна.
На голове у него была кепка «Лучший дедуля». Он кричал на нас из-за «драгоценных камней из бассейна» и никак не мог успокоиться. А мы тем временем безобидно уплетали хлопья на кухне. Он стоял в дверях в своих дурацких желтых шлепках и размахивал странными стариковскими пальцами. Помню, что он даже назвал нас дегенератами.