«Один Бог знает, сколько ему пришлось пережить», - мелькнуло в голове Годивы. Она поймала себя на мысли, что совсем мало знает о Леонардо. Нет, это не уменьшало её любви к нему. Просто теперь ей хотелось узнать о нем больше – о том, через что он прошел, прежде, чем стал нормандским львом. Ей было важно знать, чем был заполнен отрезок жизни любимого человека – от их первой встречи до встречи в настоящем.
Леонардо распахнул глаза. На него, с задумчивой улыбкой на нежном лице, смотрела самая прекрасная женщина в мире. Его любимая. Мягкие волосы обрамляли бледный овал, глаза сияли подобно драгоценным камням, а свет, льющийся с окон, будто был нимбом над её головой. Сон ли это? Или же прекрасная явь? Желая убедиться в последнем, мужчина протянул руку и коснулся теплой щеки красавицы.
Прекрасное видение не исчезло, а засмеялось мелодичным, как серебряные колокольчики, смехом. Леонардо мягко улыбнулся – невероятно сладко было видеть такой Годиву. Даже не верилось, что еще вчера между ними царило недопонимание и отчуждение.
- Ты смеешься, - с легкой хрипотцой в голосе, заметил Леонардо, - и смех твой – наслаждение для меня.
- Ах, Леонардо, - Годива с обнаженным доверием во взгляде заглянула в его глаза, - просто такое чудесное утро!
Она, заметив, что мужской взор пополз вниз, по шее и скользнул на обнаженную грудь, тут же скрестила руки и продолжила взволнованно:
- Я давно не была так счастлива, хотя я не смела бы прежде назвать себя несчастным человеком.
Годива, ощущая подкатывающее смущение, чуть порозовела.
- Иди ко мне, - с жаром в голосе, выдохнул Леонардо и притянул жену к себе так, что она прижалась к его груди. Их кожа, соприкоснувшись, поделилась теплом и нежностью друг с другом. В их единении не было месту похоти и эгоизму. Да, желание уже разгоралось, но то было другое желание – соединившись воедино, подарить радость и удовольствие друг другу, и стать еще ближе.
Но Леонардо понимал – Годива еще не готова, и он не станет давить на нее, как бы трудно не давалось ему это воздержание. Все, что мужчина смог позволить себе – обнять жену крепче, насладиться этими драгоценными, благословенными минутами. Как многие мечтают об этом, но не у всех есть такая возможность – то нет любимого человека в их жизни, то есть супруг – но он нелюбимый. Им же, Леонардо и Годиве, повезло. Пусть слова еще не были произнесены, в воздухе витал аромат любви. Глаза лучились этим благородным чувством, кожа источала его.
Хотелось прокричать или же шепнуть: «замри, остановись, время!»
Увы, не во власти человека управлять им. И вот уже в дверь постучали, следом послышался мужской голос:
- Милорд, прибыл гонец.
И прежде волшебная атмосфера стала медленно, но верно, исчезать. Казалось, еще чуть-чуть, и холод вновь скует собой сердце Леонардо. Годива, молчаливо глядя на мужа, ждала. Сама того не понимая, ждала, что он прогонит её.
Но этого не произошло.
Леонардо, погладив Годиву по затылку, спустил ладонь на её мягкую щеку. Осторожно, чтобы случайно не причинить ей боли, он провел шершавыми пальцами по губам девушки, затем – сосредоточенно глядя в её взволнованные глаза, обрисовал плавный контур губ, и, наконец, сказал:
- Я люблю тебя, Годива.
Слезы брызнули из пронзительных голубых глаз, и заструились по щекам – соленые ручейки, бьющие из глубины души. Как жаждала она услышать эти заветные слова! Как мечтала! А потом сочла, что теперь уже никогда не дождется их от Леонардо! Но этот разговор, эта ночь, все изменило, тучи, прежде сгущавшиеся над ней и мужем, развеялись. Скажи Годиве еще вчера, что так будет, она бы с горечью заявила, что над ней насмехаются. Как хорошо, что она ошиблась!
Леонардо, глядя на плачущую жену, задавался единственным вопросом – что он сказал не так? Ему все еще трудно было понять девушку, осознать, что она – существо эмоциональное, отличное от него самого. Наверное, будь перед ним другая женщина, мужчина просто бы ушел, раздраженный её слезами. Хотя он и в мыслях не мог себе представить, что признается в любви кому-либо, кроме Годивы. И нет, её слезы не вызывали у него раздражения, лишь непонимание, в чем причина.
Но прекрасная саксонка, стерев подушечками пальцев слезы, сказала и помогла Леонардо понять саму себя:
- Я просто счастлива, Леонардо, так счастлива, что не могу сдержать слез.
Она широко улыбнулась, глаза её засверкали, и Годива добавила проникновенным голосом:
- Я люблю тебя, Леонардо.
Воин, конечно же, не расплакался, но слова жены заставили его храброе сердце, на долю секунды замереть, а после – забиться учащенным ритмом от нахлынувшего счастья. Его резко очерченные губы изогнулись в торжествующей улыбке.