К концу дня, как и обещал Леонардо, они разбили лагерь на лесной опушке. Годива поделилась мыслями с мужем, что её восхищает его умение находить среди довольно густого леса «самые уютные места», и тут же была одарена его любящим взглядом, а после – мимолетным поцелуем в висок. Затем, заведя супругу в палатку, мужчина оставил, на время, её одну.
Ему нужно было побыть в одиночестве.
Нестерпимо трудно находиться рядом с любимой женщиной, зная, что скоро их ждет. Не хотел наполнять её чистое сердце тревогой, не хотел, чтобы весь путь до замка Александра она заливалась слезами. Нет! Пусть оставшееся время будет наполнено счастливыми мгновениями, и ему, Леонардо, тогда будет что вспомнить.
Вглядываясь в стремительно темнеющее небо над макушками сосен-великанов, мужчина задавался вопросом – а хватит ли у него силы духа сделать то, что он задумал? Это ведь было подобно тому, чтобы на живую отрывать от себя внутренности, до ослепления, это - больно, мучительно и невыносимо.
Еще некоторое время, простояв в одиночестве, которое, впрочем, то и дело нарушалось вопросами воинов, Леонардо, прихватив ужин, вернулся в палатку. Мужчина замер у входа, залюбовавшись женой. Годива, поджав ноги, как белая кошечка, сладко спала на расстеленном одеяле. Её белокурые волосы, привычно выбившись из косы, разметались по плечам. Теплое платье, чуть задравшись, обнажило узкие ступни и щиколотки девушки. Рядом лежали теплые чулки. Видимо, ноги Годивы устали от долгого ношения их, и она решила дать им отдохнуть.
Леонардо, наклонившись, бережно укрыл жену другим одеялом. Девушка, вздрогнув, распахнула глаза и устремила на мужа теплый взгляд.
- Леонардо, - её голос, после сна, был с легкой хрипотцой, придававшей ей особую чувственность, - я ждала тебя и незаметно уснула. Прости.
- Дорога утомила тебя, - мужчина понимающе улыбнулся и кивнул на ужин, - проголодалась?
Девушка, оживившись, села и ответила:
- Очень.
- Тогда прошу к столу, жена, - Леонардо подвинул поближе складной столик, на котором стоял их простой ужин – ломти хлеба, засушенный творог и румяные, идеально круглые, яблочки.
Годива, поблагодарив мужа, приняла из его рук хлеб. Мягкий, пушистый и ароматный, он таял во рту. То ли девушка так устала и проголодалась, то ли царившая в палатке романтическая атмосфера сыграла свою роль, но этот ужин показался прекрасной саксонке самым вкусным за последние недели. Она, обмениваясь шутливыми фразами с Леонардо, с удовольствием расправилась с творогом и яблоком. После, когда с ужином было покончено, Годива уснула в объятиях любимого. Сон её был безмятежным и умиротворенным.
В отличие от жены, нормандский лев не спал. Он, прислушиваясь к ровному дыханию любимой, скользил взглядом по её прекрасному лицу, снова и снова пытаясь запечатлеть его в свое сердце. Тяжелые мысли не давали покоя, и только убежденность, что так будет лучше, придавала мужчине решительность. Лишь к концу ночи Леонардо погрузился в недолгий сон, который был разрушен наступлением рассвета. С сожалением разомкнув свои объятия, мужчина поцелуем разбудил Годиву и сообщил, что пора продолжить путь.
К концу дня они, наконец, прибыли в замок Александра. Мощное строение из камня, со сторожевыми башнями, обнесенное зубчатыми стенами, замок выглядел величественным и неприступным. Прекрасная саксонка, затаив дыхание, с интересом разглядывала его, а когда оказалась внутри, то и вовсе не смогла сдержать своей заинтересованности – улыбка её стала взволнованно-любопытной, и именно такой Годиву увидела миниатюрная молодая женщина, одетая в богатую, золотую парчу. Карие глаза тепло блеснули, и Кассия приглушенно обратилась к своему мужу:
- Кажется, я оказалась права – и твой друг женился на этой красавице.
Александр, дерзко улыбнувшись, сжал ладонь жены, соглашаясь с ней, а после – выступил вперед – встречать гостей.
- Нормандский лев, ты ли это? – с веселыми нотками в голосе начал хозяин замка. – Мои дети спят и видят, мечтая увидеть легендарного воина!
Леонардо, спрыгнув с коня, заключил друга в крепких объятиях. Годива, глядя сверху вниз на этих двух широкоплечих мужчин, еще шире улыбнулась. Они выглядели, как братья после долгой разлуки, и хотя их не связывало кровное родство, двух друзей скрепляло родство духа.