Нельзя сказать, чтобы Армилия, покинутая жителями до или после своего заселения, была совершенно пустынна. В любой час посреди водопроводных труб можно разглядеть одну или нескольких молодых женщин с легкими и стройными фигурами, которые нежатся в ваннах, изгибаются под льющимися над пустотой душами, моются или обтираются мохнатыми простынями, душатся ароматными эссенциями или расчесывают волосы перед зеркалом.
На солнце сверкают брызги водяных струй.
Я пришел к следующему выводу: нимфы и наяды остались владелицами воды, заключенной в трубы
Армилии. Они привыкли плыть по подземным водным путям, и им было нетрудно завладеть новым водным царством, выходить наружу из многочисленных водных источников, находить для себя новые зеркала, новые забавы, новые способы наслаждаться водой. Возможно, их вторжение изгнало из Армилии людей или же город был построен в дар нимфам либо в знак примирения за то, что люди захватили их воду. Во всяком случае, эти женщины сейчас довольны: слышно, как они поют по утрам.
Города и обмены. 2
В большом городе Хлое прохожие на улицах не признают друг друга. При встрече они воображают тысячи вещей о другом человеке, о свиданиях, которые они могли бы друг другу назначить, о разговорах, которые могли бы вестись между ними, о сюрпризах, ласках, ссорах. Но никто ни с кем не здоровается, а на секунду встретившиеся взгляды сразу же отводятся в сторону в поисках других взглядов и ни на чем не останавливаются.
Вот проходит девушка, слегка покачивая бедрами и зонтиком. Проходит женщина, одетая во все черное и выставляющая напоказ свои года: в ее глазах под вуалью можно прочесть беспокойство, а губы дрожат. Проходят татуированный гигант, молодой человек с седыми волосами, карлица, сестры-близнецы в коралловых ожерельях. Между ними что-то пробегает, происходит обмен взглядами так, словно пространство пересекают линии, рисующие стрелы, звезды, треугольники, и так до тех пор, пока за какую-то секунду все их сочетания не оказываются исчерпанными, и на сцене не появятся другие действующие лица: слепец с гепардом на поводке, придворная дама с веером из страусиных перьев, эфеб, толстая женщина. Вот так, без единого слова, взгляда, движения мизинца происходят здесь встречи, обольщения, объятия, оргии тех, кто укрывается от дождя под арками, толкается у базарных палаток либо останавливается на площади, чтобы послушать оркестр.
По Хлое, самому целомудренному из городов, постоянно пробегает сладострастная дрожь. Если бы мужчины и женщины принялись бы осуществлять свои тайные желания, каждая фантазия нашла бы свое воплощение в каком-то определенном человеке, с которым можно было бы хитрить, ссориться, недопонимать, притеснять, преследовать друг друга, и тогда мир их фантазий перестал бы существовать.
Города и взгляд. 1
Люди построили Вальдраду на берегу озера; ее дома с верандами громоздятся друг над другом, а высокие парапеты с балюстрадами отделяют улицы от воды. Прибывший сюда путешественник видит как бы два города: один, возвышающийся над озером, и второй, отражающийся в нем. Не существует ничего такого, что могло бы происходить в одной Вальдраде, не отражаясь в другой, потому что город построен так, что полностью отражается в этом зеркале, и в воде нижней Вальдрады видны не только все фасады домов, стоящих над озером, но также и интерьеры квартир с потолками и полами, коридорами и зеркалами.
Жителям Вальдрады известно: все, что они делают, состоит из самого действия и его отражения, поэтому они не могут позволить себе расслабиться даже случайно или по забывчивости. Даже когда нагие любовники ищут наиболее благоприятного для получения удовольствия положения, даже когда убийцы вонзают нож в шею жертвы, и чем больше течет крови, тем глубже они вонзают его лезвие, значение имеет не сам акт любви или убийства, а любовь или убийство прозрачных и холодных отражений в этом зеркале.
Иногда зеркало преувеличивает значение событий, иногда сводит их на нет. То, что вроде бы важно над озером, теряет смысл в его отражении. Между двумя городами-близнецами нет равенства, так как все, что существует или происходит в Вальдраде, лишается симметрии, а всякому лицу или движению соответствует такое же лицо или движение в перевернутом виде. Обе Вальдрады живут друг для друга, глядя друг другу прямо в глаза, но при этом между ними нет любви.
Великий хан придумал город и дал Марко Поло его описание:
– Порт расположен с северной, тенистой стороны. Над черной водой, бьющей в берега, стоят очень высокие набережные, с которых вниз ведут ставшие скользкими от водорослей лестницы. Проконопаченные смолой лодки ждут на якоре отъезжающих, которые прощаются с семьями, прощание происходит без слов, но со слезами на глазах. Холодно; головы у всех покрыты. Лодочник призывает людей к порядку, и они торопятся к лодкам; устроившись на носу, путники смотрят, как удаляются те, кто остался на берегу, и вот уже полоска берега скрылась из виду, вокруг стелется туман, лодка подходит к кораблю, маленькие фигурки взбираются по трапу и исчезают, и слышно, как в клюзе гремит заржавленная цепь. Оставшиеся перегибаются через парапет набережной и наклоняете я над бурунами волн, чтобы проследить взглядом за кораблем, пока тот не скроется за мысом, и в последний раз взмахивают кусочками белой ткани.
– Отправляйся в дорогу, исследуй все побережья и найди этот город, – сказал Марко хан. – А потом возвращайся и скажи мне, соответствует ли придуманное, мной действительности.
– Рано или поздно я отчалю от этой пристани, – ответил Марко, – но прости, повелитель, я не вернусь, чтобы поведать тебе об этом. Этот город существует, но у него есть одна тайна: в нем происходят только отъезды, и обратно нет возврата.
IV
Кубла-хан с погасшим взглядом слушал рассказ Марко Поло, зажав в зубах янтарный мундштук трубки; на его груди сверкало аметистовое ожерелье, а ноги были обуты в шелковые, расшитые золотом туфли с загнутыми носами. Теперь им по вечерам овладевала ипохондрия.
– Твои города не существуют. Возможно, их никогда и не было. В любом случае, их не будет в будущем. К чему ты рассказываешь эти утешительные сказки? Мне хорошо известно, что моя империя загнивает, словно труп в болоте, который отравляет в равной степени как клюющих его воронов, так и бамбук, который растет, пропитываясь его ядом. Почему ты об этом ничего мне не говоришь? Зачем ты лжешь мне, чужестранец?
Но Марко знал, как можно развеять мрачное настроение владыки.
– Да, империя больна, и что хуже всего, она пытается приспособиться к своим язвам. К такому выводу я пришел, беседуя с немногими счастливыми людьми, и обратил внимание на то, как редко они встречаются. Если хочешь знать, какой мрак сгустился вокруг тебя, всмотрись в слабые огни дальнего света.
Но временами хана охватывала надежда. Тогда он вставал с подушек и принимался вышагивать по ковру, расстеленному прямо на траве; он перегибался через балюстрады террас, чтобы воспаленным взглядом вглядеться в пространство дворцовых садов, освещенных подвешенными на кедрах фонарями.
– Я хорошо знаю, – говорил он, – что моя империя создана наподобие кристалла, молекулы которого расположены в безупречном порядке. В кипении ее составных частей зарождается великолепный алмаз небывалой твердости, огромная, совершенно прозрачная гора с бесчисленным количеством граней. Почему в твоих путевых впечатлениях присутствуют только внешние отрицательные признаки, и ты не замечаешь этого неотвратимого процесса? Зачем ты погружаешься во второстепенное, не главное? Почему скрываешь от меня величие моих деяний?