Если я захотел бы описать тебе Аглорею, основываясь на том, что я сам увидел и испытал, я сказал бы, что это тусклый город без своего характера, возникший на этом месте совершенно случайно. И даже это не полностью соответствовало бы действительности: в какую-то минуту и в каком-то месте тебе кажется, что тебе должно явиться нечто неповторимое, редкое и, возможно, великолепное: ты хотел бы высказаться о нем, но все то, что уже сказано об Аглорее. не позволяет твоим словам сорваться с уст, и вместо высказывания ты вынужден повторять то, что однажды уже было сказано.
Из этого следует, что обитатели Аглореи полагают, будто живут в городе, растущем под названием Аглорея, и не видят, что он вырос и продолжает расти на земле. И даже я, несмотря на попытку удержать в памяти оба города, могу тебе рассказать лишь о первом, потому что второй стерся из моей памяти из-за нехватки слов.
– Начиная с этого времени я сам буду описывать города, – сказал Кубла-хан. – А ты во время путешествий будешь проверять, действительно ли они существуют.
Но города, в которых бывал Марко Поло, всегда отличались от тех, которые придумывал в своем воображении хан.
– А ведь я мысленно создал модель города, исходя из которой можно представить себе любые города, которые только существуют. Она содержит в себе все, что соответствует норме. Поскольку существующие города отклоняются от нормы в разной степени, достаточно будет продумать исключения из нормы и просчитать самые возможные комбинации из них, – продолжал размышлять Кубла-хан.
– Я тоже думал о модели города, исходя из которой я мог бы видеть, какими могут быть другие города, – сказал Марко. – Этотгород состоял бы из одних исключений, невозможностей, противоречий, несуразностей и бессмысленности.
Если предположить, что созданная таким образом модель не существует, то исключая определенное количество аномальных элементов, мы увеличивали бы реальность существования этого города. Значит, достаточно мне убрать из своей модели исключения, и я рано или поздно обнаружу город, который существует хотя бы в виде исключения. Но подобные операции можно производить лишь до определенных границ, иначе я могу получить города, слишком правдоподобные, чтобы они существовали на самом деле.
V
С высоты балюстрады дворца великий хан наблюдал, как разрасталась его империя. Поначалу расширились линии границ, включив в себя покоренные территории, и теперь авангарды полчищ всадников все чаще натыкались на полупустыни, на жалкие селения, на области, где рис не хотел расти, на хилое население, высохшие реки, непроходимые чащи. «Пора бы моей империи, которая уж слишком разрослась вширь, – думал хан, – начать расти изнутри», и он принимался мечтать о гранатовых лесах с такими спелыми плодами, что на них лопалась кожура, о зебу на вертеле, о металлоносных жилах, отвалы которых сверкают яркими самородками.
Теперь, после многих хороших урожаев, амбары и закрома были полны. По разлившимся рекам сплавлялись целые леса бревен, предназначенных для поддержки бронзовых крыш храмов и дворцов, караваны рабов перенеслиизвилистые горы на другой континент. Великий хан наблюдал за империей, покрытой городами, которые довлели над землей и над людьми и были набиты богатствами, возгордились от украшений и пышности, усложнились от перенасыщения механизмами, раздулись и отяжелели.
«Империя рухнет под собственным весом», – думал Кубла-хан, и в его мечтах все чаще появлялись легкие, будто бумажные змеи, города, которые были ажурными, словно прозрачные кружева, как кисейные занавеси, города, похожие на прожилки листьев, на линии руки; города, тончайшую сущность которых можно было бы разглядеть сквозь непроницаемую для взора обманчивую толщу.
– Я расскажу тебе сон, который видел этой ночью, – сказал он Марко. – Посреди желтой равнины, усеянной метеоритами и валунами, я еще издали заметил устремленные в небо легкие колокольни города, расположенные таким образом, что Луна во время своего путешествия может передохнуть то на одной, то на другой из них или же покачаться на лебедках кранов.
И Поло ответил:
– Город, который ты видел во сне, называется Лалагией. Его жители посвятили его ночному небу для того, чтобы Луна помогала расти, до бесконечности расти всему в городе.
– Но при этом существует одна вещь, которой ты не знаешь, – добавил хан. – В знак своей признательности Луна наделила город Лалагию одной очень редкой привилегией: расти и оставаться легким.
Города-загадки. 5
Если вы мне поверите, я буду очень доволен. Теперь я расскажу об Октавии, городе-паутине. Между двух крутых гор есть пропасть, над которой и находится город, прикрепленный к обеим вершинам
канатами и цепями и соединенный внутри лестницами. Приходится осторожно ступать по деревянным перекладинам так, чтобы не попасть ногой в пустоту между ними, или же цепляться за ячейки пеньковой сети. Внизу не видно ничего на многие сотни метров: под ногами проплывают тучи, под которыми виднеется дно пропасти.
Такова опора города: она состоит из сети, служащей для хождения и поддерживающей город. Все остальное, вместо того, чтобы находиться над ней, подвешено снизу: веревочные лестницы, гамаки, дома в форме мешков, террасы, похожие на корзины аэростата, бурдюки для воды, газовые рожки, вертела для дичи, корзины на веревках, подъемные клети, трапеции и кольца для игр, канатные дороги, фонари, горшки с растениями, листья которых свисают книзу.
Жизнь обитателей подвешенной над пропастью Октавии более определенна, чем в других городах. Им хорошо известно, что прочность их сети ограничена и имеет свои пределы.
Города и обмены. 4
В Эрсилии для того, чтобы обозначить отношения родства, обмена, взаимозависимости или передачи прав, жители протягивают между домами белые, черные, серые или черно-белые бечевки. Когда их становится так много, что между ними уже невозможно пройти, жители переезжают в другое место, и после разборки домов остаются лишь столбы с натянутыми между ними бечевками.
С вершины горы, где они нашли временное пристанище вместе со своей мебелью, беженцы обозревают переплетение натянутых бечевок между столбами в долине. Город Эрсилия остался там, а они стали никем.
Таким образом, побывав в Эрсилии, ты постоянно натыкаешься на руины покинутых домов, которые не выстаивают долго без стен и без могил усопших, кости их разносятся ветром; остается лишь паутина переплетенных связей, жаждущая обрести свою форму.
Города и взгляд. 3
После семи дней перехода через леса человек, направляющийся в Боцисию, подходит к ней, но не видит ее. Город стоит на высоких сваях, вершины которых теряются за облаками и которые вбиты на значительном расстоянии друг от друга. Наверх можно подняться по небольшим лесенкам. Жители города редко спускаются на Землю: наверху у них есть все необходимое, и они предпочитают оставаться там. Из города до земли достают лишь эти опоры. На них стоят городки, которые в солнечный день бросают на листву деревьев угловатые тени.
Об обитателях Боцисии ходят различные толки: говорят, что они ненавидят Землю, что они ее обожествляют, и поэтому не смеют ее касаться, что она им нравится такой, какой была до их появления, что при помощи подзорных труб и телескопов, направленных вниз, они постоянно наблюдают за каждым листком дерева, каждым камешком и каждым муравьем, всматриваясь в них и радуясь собственному отсутствию на Земле.
Города и названия. 2
Городу Леандре покровительствуют два вида богов. И те и другие так малы, что их невозможно увидеть, и так многочисленны, что их невозможно сосчитать. Одни из них обитают у дверей домов, внутри их, у каждой вешалки и подставки для зонтиков, и если семья переезжает, они следуют за ней и въезжают в новый дом как только владельцы получат от него ключи. Другие предпочитают находиться на кухнях и прятаться за кастрюлями, в дымоходах или в чуланах с метлами: они привязаны к этому жилью, и когда семья переезжает, они остаются с новыми жильцами; возможно, они уже обитали в этом месте еще до постройки дома и жили в бурьянах участка, предназначенного под застройку, спрятавшись в заржавленном чугунке, а если дом будет снесен и на его месте построят нечто вроде казармы семей на пятьдесят, они разбредутся по кухням всех квартир и число их увеличится. Чтобы лучше различать их, будем называть одних Пенатами, а других Ларами.