Два часа спустя он сошел на Восточном вокзале Парижа и взял двухколесный кэб до шестнадцатого округа. Уличные фонари, мерцая, освещали широкие городские бульвары. Тит сидел в экипаже, пока движение не переросло в огромный затор, перекрывший улицы во всех направлениях, затем вышел и остаток пути преодолел пешком, даже в пальто дрожа от холода.
Завидев его, консьержка в многоквартирном доме, где жил опекун Фэрфакс, улыбнулась:
— Bonsoir, monsieur.
Раньше Тит использовал эту квартиру как выездную лабораторию, так что у нее сложилось впечатление, будто он друг семьи.
— Bonsoir, madame, — кивнул Тит. — Месье Франклин дома?
— Да, месье. Такой прекрасный джентльмен. Он будет рад вас видеть.
Горацио Хейвуд, отворив дверь, действительно пришел в восторг. Но улыбка померкла, как только он понял, что Тит явился один.
— Она в порядке, — быстро заверил он. — Можно войти?
— Да, да, конечно. Прошу прощения, ваше высочество.
Хейвуд провел Тита в гостиную с огромными картинами, изображающими резвящихся на природе немагов. Затем скрылся в кухне и вернулся, неся чайные чашки и тарелку аппетитных слоек с начинкой.
Хейвуд наверняка принес бы еще что-нибудь, но Тит велел ему сесть и рассказал обо всем, что произошло с их последней встречи: всю правду о зрелищной демонстрации Уинтервейлом своей власти над стихиями, об их поспешном отъезде из Итона и о всего нескольких, но насыщенных событиями днях в Сахаре.
— Когда мы сегодня расстались, она была в безопасности, насколько это возможно в нынешней ситуации. И я верю, что наш друг направит на ее защиту все свои немалые возможности, хотя не сомневаюсь, что в любой момент роли могу поменяться. Ей отлично удается спасать и оберегать своих друзей.
— Защити меня Фортуна, — пробормотал Хейвуд. — Я волновался… гадал, придет ли она меня навестить, но никак не ожидал, что могло столько всего случиться.
С минуту они молчали.
— Вы все вспомнили? — спросил Тит.
Старик медленно кивнул:
— Да, сир.
О предательстве Леди Калисты он, наверное, давно уже догадался, судя по событиям в лондонском отеле. Но с головой окунуться в воспоминания, заново познать любовь и страсть, ради которых лгал, хитрил и крал, только чтобы в итоге оказаться отвергнутым… Тит и вообразить не мог, как Хейвуд мучается.
Как сожалеет.
— Я хотел бы спросить, если позволите.
— Конечно, сир.
— Я могу сложить воедино почти все, но одна деталь выбивается из общей картины и ставит меня в тупик. Какова во всем этом роль генерала Рейнстоун?
Генерал Рейнстоун занимала пост главного советника регента по безопасности. А еще какое-то время служила в личной гвардии принцессы Ариадны, матери Тита.
— Вы говорили, что именно она познакомила вас с леди Калистой, — продолжил Тит. — Но ведь генерал не знатного происхождения, как же они подружились?
— Как, сир, вы не в курсе? — изумился Хейвуд. — Генерал Рейнстоун и леди Калиста — единокровные сестры.
* * *
Иоланта и Кашкари не рискнули лететь в Каир, где обитало немало магов-изгнанников, в том числе — информаторов и агентов Атлантиды. Идти пешком с коврами под мышкой Кашкари тоже не хотел. От Луксора до Каира они добрались на обычных коврах для путешествий, но у них были еще и боевые, куда более толстые, которые невозможно сложить в небольшой квадратик и сунуть в карман. Кашкари опасался, что даже в свернутом виде эти ковры выдадут их магическое происхождение.
Тогда на окраине города он купил осла и навьючил его их пожитками. Иоланта от такого транспорта наотрез отказалась: уж лучше идти пешком, чем пытаться управлять незнакомым зверем.
В итоге Кашкари ехал, а Иоланта шла следом, почти полностью спрятав лицо под куфией. По дороге им встречались здания, подобных которым она никогда прежде не видела: каждый следующий этаж выступал дальше предыдущего, и на самой вершине дома по разные стороны улицы едва не соприкасались, так что их жильцы спокойно могли пожать друг другу руки.
Наконец Иола и Кашкари добрались до чистого и уютного постоялого двора. Хозяин обнял индийца и поприветствовал, назвав по имени. Сладости и кофе принесли сразу, как только они вошли в комнату, а следом и восхитительный овощной суп и целую тарелку долмы — виноградных листьев, фаршированных пряным рисом.