После Береговой гряды он держал книгу при себе. Тит научил его всем паролям для Горнила, а Иоланта сообщила слова, связующие их копию и той, что осталась в Державе — на тот невероятный случай, если он выйдет из дворца живым и должен будет срочно покинуть Атлантиду.
— Я перебирал содержимое своего кармана, и камень застучал о молитвенную бусину Богини Дурги.
Кашкари, как и принц, почти никогда не суетился. И то, что он опустился до столь нервных жестов, выдавало его душевное состояние с головой. Иоланта вздохнула.
И в следующий миг схватила его за тунику:
— Я знаю, как заполучить пару виверн. Или по крайней мере, где можно попытаться.
Она пробормотала нужные слова и пошарила по усыпанному булыжниками полу пещеры, нащупывая Горнило. Затем Кашкари «запечатал» книгу, и Иола отвела их к Оракулу Тихих вод.
Бассейн Оракула удерживал изображение того, кто взглянул в него последним. Именно так Тит обошел чары неповторимости, поймал ее образ и наделил ее лицом Спящую красавицу. Иоланта не знала, стукнуть его за такое или глупо поцеловать — об этом она побеспокоится позже, если это «позже» настанет. Сейчас же Иола разбила посреди пещеры палатку и закрыла ее так плотно, что свет изнутри не проникал наружу.
Пока Кашкари сторожил у входа в пещеру, она съежилась в своем укрытии под слабым магическим сиянием и изменила некоторые истории. Удовлетворившись проделанной работой, Иоланта погасила свет, разобрала палатку и вместе с Кашкари вновь вошла в Горнило.
Поскольку книгу только что «открыли заново», луг выглядел тихим и спокойным, еще не затоптанным охотниками за сокровищами. Друзья полетели к замку Спящей красавицы.
— У меня есть двусторонний блокнот, позволяющий связаться с Далбертом, — сказала Иола. — Если со мной что-то случится, возьми его. Пароль «консерватория».
— От него ведь будет мало толку, да?
— Ты бы думал иначе, если бы собирался выжить. Давай готовиться не только к смерти.
Возможно, она и не цепляется за надежду, но пока дышит — будет действовать.
Они проскользнули сквозь кольцо непроходимого шиповника, окружавшего замок, и остановились. Внизу, у ворот, лежали две спящие виверны, прикованные цепями за задние лапы.
Из Горнила можно что-то вынести. Фактически, это необходимо, чтобы сохранить его «открытым» и доступным в любой момент. Но до сих пор они брали лишь маленькие неодушевленные предметы: драгоценность Хельгиры или камень с луга перед замком Спящей красавицы.
Сейчас другое дело.
— Я упростила все, насколько смогла, — сказала Иоланта. — Если мы не сможем заполучить этих виверн, то недостойны на них ездить.
Кашкари выдохнул:
— Тогда чего мы ждем?
* * *
— Вот мы и встретились вновь, Фэрфакс. Добро пожаловать в мою не особо скромную обитель, — сказал Лиходей, само воплощение любезности и учтивых манер.
Девушка, один в один похожая на Фэрфакс, смотрела на него с отвращением.
— Как ты? — крикнул Тит. — Тебе больно?
Она тут же закрыла глаза. Конечно, ей было больно — Лиходей пытал ее, стараясь пробудить. Но она, желавшая сохранять полное молчание и неподвижность, чтобы выиграть еще время, отказалась от притворства, лишь бы уберечь Тита от неизбежных увечий.
— М-м-м, похоже, ты не слишком рада нашему воссоединению, — продолжал Лиходей. — Полагаю, тебя нельзя винить, учитывая, что должно произойти.
Фэрфакс вздрогнула, но промолчала.
— Как бы я хотел, чтобы ты сказала несколько слов по своей воле. Уже скоро я услышу твои крики. Не так ли?
Тит пошатнулся — клетка без предупреждения сдвинулась с места.
— Как ты? — снова позвал он Фэрфакс.
Она поморщилась и прислонилась к стене.
— Это не конец, — отчаянно проговорил Тит, — Еще не конец.
— Не для тебя, — согласился Лиходей. — Ты продолжишь жить, лишившись стольких частей тела, сколько можно отнять, не убив.
Тит вздрогнул. Возможно, он и не переставал дрожать с момента пленения.
— Отец, ты меня слышишь? Он уже убил женщину, которую ты любил. Пожалуйста, не дай ему навредить моей любимой. Пожалуйста!
— О, юношеская любовь, — вздохнул Лиходей. — Как трогательно.
— Мы встретились благодаря одному из маминых видений. Она написала, что я увижу порождение невероятной стихийной магии, когда проснусь в два-четырнадцать пополудни. Поэтому я приказал Далберту будить меня именно в это время всякий раз, когда бывал дома в замке. Около семи месяцев назад с абсолютно чистого безоблачного неба ударила молния. Она длилась и длилась, пока ее форма и блеск не отпечатались на радужке моих глаз. Я сел на перитона и перескочил туда, откуда ударила молния, вот тогда-то впервые и увидел ее со стоящими дыбом волосами.