Я прошла по связывающей меня с Даниэлем нити вверх по туристической тропе и поднялась к отправному пункту маленькой канатной дороги.
Господин Вильсон стоял в открытом фуникулере, держа за руку свою белокурую красавицу-пассию, которую я уже видела в ледовом комплексе, и тихо, но настойчиво уговаривал прокатиться с ним и посмотреть на чудесные красоты природы, открывающиеся с нестандартного ракурса. Она же боялась высоты и ни в какую не соглашалась. Неудивительно, полностью открытая сверху канатная тележка могла привлечь только экстремала средней степени тяжести.
Никогда не испытывала восторга от мелких склок, тем более с участием свидетелей, но пройдя через две смерти, снова пережив их по причине одного и того же человека, точнее, двух его воплощений, ярость во мне достигла придельной точки кипения.
Влетев в тележку и вперив в Даниэля свирепый взгляд, я привела в действие механизм отправления. Блондинистый ангел отдернул руку, так и не успев ничего решить, и шокированно хлопая ресничками вслед движущейся канатке, не мог произнести ни слова. Канатка стала медленно отдалять нас по воздуху от пораженной девушки. Цель поездки резко поменялась, ведь меня не интересовало созерцание окружающего пейзажа.
Англичанина не испугало мое появление, более того, он даже не выглядел удивленным. 'В этом нет ничего странного, он же чувствует меня точно так же, как и я его', - мелькнуло в голове.
Тележка двигалась, а мы стояли и впивались друг в друга взглядами. От страха, испытываемого мной в компании этого человека ранее, не осталось и следа. Теперь я точно знала, почему боюсь его изумрудных, таких же, как мои, глаз, почему как сумасшедшая шарахаюсь от открытого огня - все это лишь отголоски событий, произошедших со мной в прошлой жизни, событий, виновником которых был только он, эта самоуверенная холодная сволочь.
- Ты склизкая равнодушная тварь, - заорала я наконец, не сдерживая себя более, когда мы удалились на достаточное расстояние от удивленного зрителя. Щупальце из пузырьков собралось в стиснутых пальцах, а в следующую секунду я толкнула им Даниэля в грудь. Это получилось так легко, само собой, я даже несколько удивилась мощи живущей во мне.
Попутчик отлетел к противоположному бортику и, натолкнувшись на него спиной, свалился на пол. Господин Вильсон должен был быть благодарен конструкторам этого транспортного средства, будь края чуть пониже, он бы уже летел вниз навстречу неминуемой гибели, точь в точь как в моих недавних грезах.
Сдерживать себя в данный момент я не могла совершенно, во мне бурлила, клокотала и безудержно стремилась выплеснуться громадная давящая сила, меня трясло как в лихорадке от чудовищной ярости и отвечающих на нее внутренних пузырьков, потусторонняя энергия во мне словно тысячекратно усиливала эмоции. Сейчас я могла все, я знала это так же точно, как дату своего рождения и, то, что небо синее, я могла, словно джин, разрушать города и строить дворцы, но разрушать мне хотелось больше, и вся эта бешеная ненависть сфокусировалась на единственном объекте.
Не знаю, в какой мелкодисперсный порошок я бы стерла англичанина и покачивающуюся тележку, в которой мы медленно двигались на головокружительной высоте, если бы он молниеносно не поднялся и, подойдя в плотную, не схватил бы меня за предплечья. Когда он сжал меня и посмотрел в глаза, захотелось вырваться и отшвырнуть его от себя, и я точно знала, что это мне под силу. Бьющаяся во мне неукротимая энергия требовала немедленного выхода, требовала освобождения, требовала разрушений, я стала проводником для чего-то жуткого, неведомого. Огонь инквизиционного костра словно горел внутри меня, сильнее раздувая пламя ярости. Мне хотелось убить его, разорвать в клочья гнилое сердце предателя и убийцы. Подобного я никогда не испытывала. Да, я иногда бывала несдержанной и импульсивной, да, меня нельзя было назвать спокойным человеком, но я никому еще не желала смерти, тем более смерти от собственных рук, а сейчас я могла бы уничтожить Даниэля, причем с огромной радостью.
То, что Я - Элиза никогда бы не совершила, затуманенная больной любовью, Я - Арина проделала бы с удовольствием. Первобытная ярость захлестывала и трясла меня, это был какой-то приступ сумасшествия.
- Арина, - гаркнул Даниэль, не отпуская меня, за секунду до свершения непоправимого, и я увидела отражение своего обезумевшего лица в его холодящих душу глазах. Через куртку по предплечьям и дальше вверх по телу заструилось нечто постороннее, но при этом такое знакомое и умиротворяющее, как лошадиная доза успокоительного. Сопротивляться этому было возможно, но я не хотела. Я лишь замерла, ничего не соображая.