Лучше бы деньгами взяла, что ли!
Света разворачивается к нему нарочито медленно, не торопясь увлекая за собой Кристину, которая находится в полной зависимости от заломленной руки. Поза, в которой Света заставляет замереть Кристину – напоминает набросок иллюстрации для камасутры. Только мужика тут не хватает.
На пару секунд Алекс сталкивается глазами с Крис. От её бешенства может кожа закипеть, кажется.
— Уйми свою дрянь, — болезненно шипит Кристина. Каким-то виртуозным способом даже сейчас, с заломленной рукой, и в нелепой позе, она умудряется держать лицо.
Да, злое, разочарованное, лицо проигравшей, но все-таки проигравшей хищницы.
— Зря вы так, Кристина Сергеевна, — насмешливо комментирует Света и делает легкое движение кистью, от чего Крис болезненно вскрикивает, — или вам никто не рассказал, что меня очень просто обидеть?
Для кого она сейчас говорит? Для Крис? А смотрит-то в упор на него, и злорадно кривит губы.
Она понимает, что он сейчас скажет. Просто не может не сказать.
— Отпусти её, — он говорит это максимально ровно, глядя в ехидные Светины глаза в упор, — ты не должна этого делать!
Где-то в её глазах злорадно хохочут черти.
— Только я решаю, что я должна, — она чуть склоняет голову набок, — такие были условия. И если хочешь знать, она начала первой. Впрочем, ты не хочешь этого знать, я знаю.
— Отпусти её, — повторяет Алекс с нажимом, — сейчас. Три. Два…
Света легонько толкает Кристину вперед, выпуская её руку из захвата.
Та пролетает вперед несколько шагов и не падает всем своим прикладом на парковку только потому, что Алекс шагает вперед и ловит ее за локти, удерживая на ногах.
Вроде тихо Летучая делает шаг назад. Но это Алекс умудряется вычленить из всего сонма звуков окружающего мира, даже вопреки тому, что Крис, прижимающаяся к его груди, что-то обвинительно-жалобное ему пытается изложить.
И снова они с Летучей скрещиваются глазами, снова он видит на её лбу – её внутренняя стерва уже подписывает его приговор.
А сама она задирает подбородок.
— Последние слова, Александр Эдуардович?
— Последние слова? Или последнее желание?
На самом деле есть разница. Последние слова дают в суде, перед вынесением приговора. Последнее желание – перед казнью.
Неужели она все еще сомневается?
Нет. Не сомневается.
— Ты сделал выбор, кто будет беспокоиться о твоих желаниях.
Она будто указывает словами на Кристину, которая именно в эту секунду крепче прижимается к Алексу. Будто демонстрируя готовность немедленно схватиться за предложенную инициативу.
Самое плохое в этой ситуации – это контекст.
Было бы это не публичное место. Не стояло бы между Летучей и Алексом неуемной Крис. Не ластилась бы она к нему как обиженная кошка, требующая защиты. Была бы граница, столь необходимая сейчас, обозначена ранее.
Все-таки сказывался возраст. Он хотел все сделать без спешки. Видимо, это фортуне и не понравилось. А может, она решила, что уж очень долго его баловала и следует добавить в его жизнь немножко неприятностей.
— Что? Ничего не скажешь? А я-то ждала оправданий, — Света будто бы с обидой надувает губы.
— От меня оправданий?
— От тебя, — она охотно кивает, подтверждая, — наивно, знаю. Это не про тебя. Ты ведь почти идеален. Ты не станешь так себя унижать.
Почти – она будто подчеркивает это слово тонкой волнистой линией. Выделяет, но без пафоса, чтобы продемонстрировать всему миру, как она разочарована.
И вправду. Зачем это выделять? Для тех, кому это важно – это очевидно и так. А обнажаться перед всеми подряд, подставлять больные места – это не для Летучей.
Все.
Все, что можно, — сказано, все, что нужно, — не сделано. Просто заради того, что сейчас никакие слова не будут результативны. Устраивать же скандал, который не принесет пользы… Зачем?
Она не прощается, не оглядывается, даже не удостаивает прощальным кивком.
Просто её взгляд становится каким-то… Прозрачным. Будто Александр Козырь стал слепым пятном, неинтересным фоновым персонажем, и отныне и присно, и вовеки веков Светлана Клингер не собирается удостаивать его своим вниманием.
Мелкая сучка – это неизлечимо. Это просто диагноз.
— Господи, ну наконец-то ушла, — Крис отрывается от рубашки Алекса и раздраженно кривится, — я уж думала, без охраны мы с этой стервой не разберемся. И вот что ты в ней нашел? Возраст? Так на тебя могут клевать и покраше девочки.
— Закрой свой рот, — хрипло проговаривает Алекс, глядя не на жену, а мимо неё, — и не открывай его, если хочешь дожить до вечера.
Тьма уже даже не поднимается. Тьма бурлит в висках яростно и гулко. Давно, очень давно он не был так близок к срыву.