Думала – будет отрицать. Подкалывать, спорить, что это мне показалось, что я выиграла.
Но за моей спиной просто позвякивает вкусно пряжка расстегнутого ремня.
Он им щелкает над моей головой. Пугает и дразнит. Боже, да был бы смысл! Я звеню струной от напряжения и жажды.
Нет.
Все же есть еще полпроцента меня, что не задыхаются от нетерпения. Он это видит, ощущает, и в согласии со своей натурой – выжимает их из меня, грубо накручивая высокий мой хвост на собственную руку.
— Будешь считать, — требует жарко в самое ухо, — вслух. С удовольствием.
— Да, Господин, — лепечут сухие мои губы, — все для тебя сделаю.
Да!
Первый удар я получаю тут же. Жгучий, сильный, вышибивший из моей груди чистый, концентрированный крик.
Господи, как же много накопилось внутри меня этого напряжения. Кажется – лопнул какой-то нарыв на душе, лопнул, выпустил из себя мучившую меня тоску, стало проще дышать.
— Раз…
Еще виток моего хвоста накручивается на мужской кулак. Еще болезненнее он оттягивает мою голову назад.
— Два!
От второго удара мелкие точки под моими веками замирают и вздрагивают, разбухая до небольших кругов.
— Три.
Полосы ремня ложатся на мою кожу не симметрично. И я понятия не имею, на какую сторону задницы упадет следующая. Это хорошо. Очень хорошо. Если бы я могла его предсказать – я бы…
— Четыре.
Он перебивает мои мысли, запрещая мне их. И вот, я уже не помню, о чем думала всего минуту назад, потому что любуюсь набухшими алыми бутонами, что выросли под моими веками из тех мелких точек.
Еще один раз. Еще раз и они лопнут!
И…
— Пять!
Идеальный расчет.
Алые цветы, что распустились для меня – красивее всего, что я видела раньше. И вкус их – он в моей груди, жгучий, жаркий, винный…
С ума сойти! Неужто так бывает!
Выходит что да!
Иначе можно разве объяснить, что я лежу сейчас на столе – разделанная, покоренная, с расписанной жестокой рукой моего победителя пятой точкой.
Лежу. Постанываю. Жду – что дальше.
А дальше – пальцы его проскальзывают по моим ягодицам. Продавливают кожу на следах от ударов, заставляя меня заскулить, заелозить, в бесполезной попытке сбежать.
В бесполезной и фальшивой.
Потому что когда он снова ныряет внутрь меня, снова заполняет меня пальцами – там предательски хлюпает. Выдавая, что все это время, пока он знакомил с моей задницей свой ремень – я текла. Отчаянно, как с ним еще не текла, хотя казалось бы – он и раньше был самым лютым моим наркотиком. Настолько сильно, что бедра сейчас с внутренней стороны – скользкие, будто масляные.
Это компромат. Откровение уровня исповеди. И когда ты оказываешься в таком положении перед мужчиной – больше всего ты хочешь услышать от мужчины…
— Черт бы тебя побрал, Летучая!
В его тихом хриплом голосе ласкает мой слух голодная истосковавшаяся тьма. Он скучал. Он так люто по мне скучал, что сейчас с трудом удерживается
— Не отдавай меня черту, — я томно мурлычу, и, — лучше бери меня сам.
— О-о-о, — он тянет, и я будто слышу, как его внутренний садист предвкушающе похрустывает костяшками, — да, Летучая. Прямо сейчас и возьму.
За что я искренне обожаю этого мужчину?
За то, что слова его не расходятся с делом.
Сказал «прямо сейчас» — прямо сейчас и берет. Загоняет свой член в меня, сминая пальцами исполосованную ремнем мою кожу.
Ох черт! Вот сейчас – я точно рассыплюсь на тысячу звезд!
Он трахает меня, и это – просто агония. Он трахает меня – а я едва заставляю себя дышать.
Вдох, вдох, вдох, затмение…
Раскаленный член раздирает меня изнутри, жесткие мужские пальцы грубо выкручивают кожу со следом от ремня снаружи.
Больно. Горячо. Глубоко.
— Еще-еще, не останавливайся, — молю, скулю, упрашиваю.
Мне не надо видеть его лица, чтобы знать – мое раболепие ему по вкусу.
Это его удовлетворение жарко и хищно дышит мне в спину. Ритм движений не замедляется ни на минуту.
Вдох, вдох, вдох, судорога.
Если бы не вовремя выкрученная рука – я бы кончила прямо здесь и сейчас, с воплями и фейерверками, но… Кто же мне даст так быстро отмучиться.
Не-е-ет.
Я должна долго сходить с ума, пока Алекс Козырь не решит, что я накормила его вдосталь. Вскрикивать, когда он оказывается внутри.
Хныкать, когда он меня покидает.
— Бери меня, бери, бери, всю бери…
Умоляю, оттопыриваю задницу, извиваюсь всякий раз, когда он меня на себя натягивает.
— Всю и возьму, — от тихого его рокота волосы на спине наэлектризовываются чистым кайфом, — всю тебя, Летучая. Ты моя, моя, моя!