— Сильно вам досталось, господин Амадео?
— Сколько раз просил не называть меня так, Йохан, — раздраженно отозвался тот, но тут же улыбнулся. — Все со мной в порядке.
— Йохан, отвези этого молодого человека, — Ксавьер указал на мальчика, — в особняк Солитарио. Скажи Розе, чтобы привела его в порядок и накормила. Мы скоро приедем.
— Слушаюсь, господин Санторо.
Но, когда телохранитель протянул к нему руки, мальчишка сильнее вцепился в своего спасителя и отвернулся. Ксавьер пристально наблюдал за ними, но не сказал ни слова, Йохан растерянно замер, не зная, что предпринять. Амадео же шепнул мальчику:
— Не бойся, тебя никто не обидит. Ты вымоешься и съешь что-нибудь вкусненькое. А я скоро приду к тебе. Хорошо?
Тот недоверчиво оглянулся на Йохана, который изо всех сил старался казаться дружелюбным, затем нехотя разжал руки.
— Обещаете? — взгляд зеленых глаз был не по-детски серьезным.
— Конечно, обещаю, — улыбнулся Амадео.
Как только за Йоханом закрылась дверь, Ксавьер поднялся и, достав из холодильника бутылку минеральной воды, подал ее другу.
— Рассказывай, как тебя там приняли.
Тот приложил холодное стекло к левой стороне лица и поморщился от боли.
— Как приняли, говоришь… Честно говоря, даже не случись всего этого, я бы отговаривал тебя иметь дела с этими животными. Слишком неуравновешенны, ненадежны, рано или поздно от них посыпались бы неприятности, что в твоем бизнесе крайне нежелательно. Но все же, я беспокоюсь, что наделал тебе врагов.
— Одним больше, одним меньше, — пожал плечами Ксавьер. — И все, как один, дрожат передо мной. Это льстит. Я даже рад, что все так обернулось. Я приобрел новую линию для торговли, а ты, — он усмехнулся, — кое-что более ценное.
Когда Амадео в сопровождении Ксавьера добрался до дома, Роза встретила их со слезами на глазах.
— Молодой господин, — прошептала она, прикладывая к глазам фартук. — Вы, верно, издеваетесь над моим старым сердцем! Этот мальчонка, он… просто кожа да кости! Где вы его нашли?
— Подобрал на улице, Роза. Как он?
Тон домоправительницы мгновенно переменился: от едва сдерживаемых рыданий до сухого отчета о состоянии дел в доме.
— Я его хорошенько вымыла. Правда, пришлось нарядить его в ваши детские вещи, а они велики, но это не такая уж и проблема. Сейчас мальчик обедает, — в голосе вновь проскользнули слезы. — Уписывает за обе щеки, сколько же времени он ничего не ел?!
— Спасибо, Роза, ты просто чудо, — Амадео чмокнул домоправительницу в щеку и поманил за собой Ксавьера.
— А что с вашим лицом? — крикнула она вслед. Амадео предпочел не отвечать.
Мальчик сидел на стопке книг, которые Роза подложила на стул, и с жадностью ел приготовленный Розой омлет. Увидев Амадео, он выронил вилку, которая звякнула о почти опустевшую тарелку, и вытер рот тыльной стороной ладони.
— Здравствуйте, — едва слышно сказал он.
Амадео, улыбаясь, пододвинул стул и сел рядом.
— Ешь дальше, не стесняйся, — он подал мальчику вилку, в которую тот вцепился так, будто это была самая ценная вещь на свете.
Ксавьер прислонился к стене и, скрестив руки на груди, наблюдал. Отмытый от уличной грязи мальчишка выглядел бы ангелом, если бы не огромный фиолетовый синяк, расползшийся по щеке. Рукава слишком большой для него рубашки закатаны, открывая красные рубцы от веревки на запястьях. Он ел с большим аппетитом, осознавая, однако, что на него смотрят, и старался сдерживаться и не запихивать в рот все и сразу.
Это удивило Ксавьера. Мальчишка оказался тем еще скромником. Амадео же ничего не замечал, кроме ужасного синяка на детской щечке, к которому то и дело тянулся, но вовремя отдергивал руку, совершенно забыв про свой, точно такой же.
Наконец тарелка опустела. Мальчик осторожно взял стакан с соком. Пока он пил, любопытный взгляд зеленых глаз скользил от Ксавьера к Амадео и обратно.
— Спасибо, — поблагодарил он, поставив пустой стакан на стол. Не зная, что еще сказать, уставился в скатерть. — Вы… вы такие добрые.
Ксавьер не удержался от усмешки.
— Амадео, у тебя точно нет детей, или ты мне соврал? Только глянь на него — бродяжка, а достоинства, как у маркиза, — он взял стул и уселся напротив. — Как тебя зовут, малыш?
Тот неуверенно мотнул головой.
— Простите, господин, я… не знаю.
У Амадео сжалось сердце. Ребенок, не помнящий даже собственного имени (было ли оно когда-то вообще?), обреченный умирать от голода на грязной улице или под ударами кулаков работорговца, не знающий, удастся ли ему завтра поесть, ищущий любые лазейки для выживания — как это было знакомо! Он сам провел восемь лет в Старом квартале, где каждый день — нескончаемая борьба, и не понаслышке знал обо всех ужасах этого ада.