На такую удачу Гермиона даже не рассчитывала! Неужели она вот так просто, прямо сейчас узнает, кто же открывал Тайную Комнату?
«Пожалуйста, расскажите мне обо всем этом! В этом году кто-то снова открывает Тайную Комнату, и никто не знает, кто же это делает! Кто это был? Кого вы поймали?»
Изложив просьбу, она нервно вцепилась в свой настоящий ежедневник в ожидании ответа. Том Реддл слизеринец. Он может начать торговаться, может попросить что-нибудь в обмен на информацию. И тогда главное, чтобы она была в состоянии дать ему то, что он потребует. Однако он ничего не попросил.
«Я могу показать тебе, как это было, если хочешь, — ответил он. – Одних моих слов недостаточно. Но я бы мог ввести тебя в свою память о той ночи, когда я его поймал».
Гермиона замерла над дневником. Читая книги по Окклюменции и смежным темам, она узнала, что такое думосбросы и как с их помощью можно передавать воспоминания. Но не через дневник же! Даже если на нем Протеевы чары… Как мистер Реддл собирается это делать? И сколько же на самом деле возможностей у его дневника? Но минуту спустя она была готова отбросить все сомнения. Какая разница, как он это сделает? Главное, что она все узнает!
Если бы она не занималась Окклюменцией, если бы не продолжала заниматься ежедневно вопреки здравому смыслу, настроению и отсутствию необходимости, то она вряд ли заметила бы легкий зуд в висках, такой, какой она чувствовала порой, когда декан пытался читать ее мысли, но гораздо слабее, легче, деликатнее. Он был настолько легкий, что сначала она решила, что ей просто кажется. Но на всякий случай она поспешно восстановила щит и совершенно другими глазами посмотрела на лежащий перед ней предмет. Зуд прошел – и прошло желание немедленно узнать, что случилось пятьдесят лет назад. Гораздо важнее казался другой вопрос: что же такое этот дневник? Он оказывал на нее ментальное воздействие. Никакие Протеевы чары не обеспечили бы подобное. Получается, Том Реддл ей лгал с самого начала. И чего бы он от нее ни добивался, у нее не было ни малейшего желания ему подыгрывать. Гермиона решила, что самое время вспомнить просьбу декана: обращаться к нему, если случится что-либо странное. Надо отдать дневник ему, пусть разбирается.
«Позволь же ввести тебя в мою память», — просили страницы дневника. Но Гермиона не собиралась давать ему разрешение. Достав из сундука защитные перчатки, она с опаской приблизилась к тетрадке, чтобы закрыть ее. И в этот момент один-единственный удар смёл ее щиты с такой легкостью, будто они были бумажными.
Холод
Снег на моем лице не тает,
Я украдена этой ночью…
Гермиона вздрогнула и проснулась. Она не поняла, что ее разбудило. То ли резкий звук, то ли какое-то движение, будто кто-то ее толкнул. Или показалось? Она закрыла глаза, собираясь перевернуться набок и снова заснуть, но тело ее не послушалось. С ним что-то было не так. Но что именно? Гермиона вновь открыла глаза, мучительно соображая, где она и что происходит. Что так смутило ее, показалось неправильным во время пробуждения? В этот миг дрожь болезненной волной прошла по ее телу, и она осознала, что видит небо. Не безопасный полог своей спальни, даже не игрушечное небо Большого Зала, а открытое звездное небо. Настоящее. Она спала прямо на улице, в снегу. Вслед за дрожью пришла боль. Пальцы рук, ноги, уши, шея – все это, непослушное, одеревеневшее, еле ощущаемое, вдруг ужасно заболело. Больше всего хотелось провалиться обратно, в сонную одурь, где никакой боли не существовало вовсе. Свернуться калачиком и ничего не делать. Но частью плохо соображающего мозга Гермиона понимала, что если позволит себе заснуть, то вполне может уже не проснуться. Надо было срочно встать, согреться, дойти туда, где тепло.
Или наоборот, не стоило дергаться? При переохлаждении, услужливо подсказала память, обменные процессы замедляются настолько, что утром она вполне может быть еще жива. А если она начнет сейчас куда-то двигаться, согреваться, это ведь может быть для нее фатально. Просто полежать здесь до утра. Подождать. Ее найдут. Ампутируют обмороженные кусочки – и она будет спокойно жить дальше…
Нет, так не пойдет.
С третьей попытки рука послушалась ее и даже нащупала карман мантии. Еще немного – и она смогла найти там палочку. Удержать ее оказалось куда труднее, но в конце концов ей удалось и это. Полдела сделано. Теперь можно было полежать, отдохнуть… нет, нет, не сметь, еще рано.
Сильные согревающие чары применять не стоит, решила она. Иначе расширятся сосуды, и… что именно «и», она не помнила, но помнила, что это может быть нехорошо. Память не поддавалась, не хотела работать, не воспроизводила согревающие чары, ни сильные, ни слабые, и Гермиона поняла, что придется обходиться без них. Села, переборов новый приступ дрожи, и обнаружила, что находится на опушке Запретного Леса. Замок вроде бы был так близко, но так далеко, не дойти! Встать бы на ноги и добежать туда, но ноги не слушались…