— Я, конечно, проверю ее спальню, но это наверняка бесполезно. Дневника уже там нет, я даже не сомневаюсь.
— Зато кое-что стало понятнее, — вздохнул директор. – И понятно, хотя бы, что искать. Благодарю за рассказ, мисс Грейнджер. Отдыхайте, набирайтесь сил и возвращайтесь к учебе.
И он вышел, а декан еще ненадолго задержался, неприязненно глядя на нее.
— Вы забыли, что я вам говорил, мисс Грейнджер? Я велел при любой странности – тут же!..
— Профессор, я честное слово как раз собиралась идти к вам, но не успела…
— Я ведь уже говорил вам, что «я собиралась» — самая глупая отговорка, придуманная с мерлиновых времен?
— Но это правда!
— Вы сделали глупость, мисс Грейнджер, — припечатал декан. – И могли расплатиться за нее жизнью. Вам повезло, ваша жизнь при вас, но думаю, кара за необдуманные поступки еще настигнет вас. И очень скоро.
После этого оптимистичного заявления декан ушел. А обещанная им кара настигла Гермиону уже через десять минут. Кару звали Маркус Флинт. Начал он со вступления «Какого ж лысого дементора» и за следующие четверть часа ни разу не повторился.
— Что в прошлом году ты зимой здесь валялась из-за какого-то идиотизма, что в конце учебного года – и вот опять та же ерунда! – наконец-то перешел он к содержательной части. – И ладно бы по болезни или невезению, но у тебя какое-то нездоровое умение попадать в странные истории, Грейнджер! А мы в этом году за тебя отвечаем перед деканом! Не смей нас подставлять, слышишь? Вот какого Мерлина ты забыла ночью в лесу, а? Не слышу ответа!
— Я не знаю, Флинт, — Гермиона решила попытаться оправдаться, раз уж ей дают такой шанс.
— Что значит «не знаю»?!
— Я не помню, как там оказалась и зачем туда шла. И если я правильно поняла, есть вероятность, что я пришла туда не по своей воле.
— То есть тебя убить хотели, что ли? – растерянно спросил Флинт. – А чего не василиском? Ну, или кто там у нас этот ужас…
— А я откуда знаю?! Я просыпаюсь в лесу, не помню, где была до этого, и замерзла почти насмерть, и меня же все утро еще и ругают!
— Ну ладно тебе, Грейнджер, не кипятись. Или кипятись, для согрева если. Ты просто не знаешь, как нас всех вчера тряхнуло, когда ты нашлась у Хагрида, а мы даже не в курсе были, что тебя нету! Декан со старост чуть шкуру не снял, а им-то оторваться не на ком, они злые теперь, как мантикоры. Так что… это… готовься. Тебя сегодня еще не раз обругают. Ничего, расскажешь им все, вместе подумаем, что это было.
* * *
После обеда мадам Помфри признала состояние Гермионы удовлетворительным и отпустила. Надевая свою мантию – вполне обычную, даже вычищенную после ночных приключений, но Гермионе она казалась промороженной насквозь, — она засунула руки в карманы, чтобы было теплее, и в правом кармане нащупала какую-то бумажку. Она достала ее и не сразу узнала, хотя видела в течение последних недель чуть ли не каждый день. Узоры и цветы на ней потускнели и поблекли, а руны, составлявшие основу рисунка, исчезли вовсе. Открытка от Гринграсс. Гермиона довольно быстро вспомнила, как она там оказалась: открывая и закрывая ежедневник в ожидании ответа Тома Реддла, она достала ее и взяла в руки, а потом, когда стала искать защитные перчатки, просто засунула в карман.
Глядя на явно отработавший свое талисман, она вдруг отчетливо поняла, почему ей повезло проснуться этой ночью, почему она не заснула снова, хотя так хотела этого, и откуда у нее взялись силы дойти до хижины. Похоже, теперь у нее был Долг Жизни перед Гринграсс.
Детективный клуб
Когда-то сюда пришёл Он –
Так давно, что он был всегда,
Сделал их всех теми, кто они есть…
— Кто такой Том Реддл, вот в чем вопрос, — озадаченно протянул Флинт.
— Нет, Маркус, это как раз менее важный вопрос, — Генри, весь рассказ Гермионы просидевший, спрятав лицо в ладонях, наконец вынырнул из своего импровизированного убежища. – Лично меня гораздо больше интересует, что такое этот его дневник. Версию с Протеевыми Чарами, думаю, можно сразу отбросить, это бред, наспех сочиненный для маглорожденной второкурсницы.
Маглорожденная второкурсница, закончив отчет, скромно молчала в уголочке, понимая, что если про ее присутствие вспомнят, ее могут тут же выставить вон. Сидели они на этот раз не в общей гостиной, а в небольшом классе неподалеку. Присутствовали старосты факультета и негласные руководители пятого и шестого курсов, всего шесть человек, седьмым напросился Флинт, восьмой вынужденно взяли саму Гермиону, поскольку без ее рассказа и обсуждать было бы нечего. Могли бы, вероятно, поговорить и в Гостиной, но решили не будоражить и без того перевозбужденных младшекурсников правдивой версией событий (официально Гермиона ночью почувствовала себя нехорошо и ушла в Больничное Крыло лечиться, а все прочее – ложь и наветы). Гермионе это решение казалось сомнительным, все равно ведь никто не поверит, но ее мнением по этому поводу поинтересоваться забыли. Зато сюда взяли, и это тоже плюс.