Распад коллектива
Их бронепоезд, увы, не идёт
В сторону От.
Никто из них ничего толком не знал об одушевленных артефактах. Только то, пожалуй, что слава у них дурная, гадость это изрядная, и чью бы душу создатель в них ни заключал – свою или чужую, – в изготовлении почти всегда фигурирует жертва, причем часто человеческая. Получалось, что если дневник – это и есть Том Реддл, то либо он оказался чьей-то жертвой, либо сам, напротив, занимался не слишком привлекательными вещами. И, хотя первый вариант никто со счетов сбрасывать не спешил, общее мнение склонялось ко второму варианту.
— Будь он заточен в этом дневнике, наверно, он хотел бы освободиться, обрести покой – или хотя бы честно рассказать, что он такое, — рассуждал Генри.
— И его бы тут же уничтожили! А он, может, жить хочет, — возразил Найджел. – Обрести покой – это хорошо, когда ты уже веками существуешь. А этому Реддлу, если он в сорок третьем учился в школе, еще и семидесяти нет.
— Кто его уничтожил бы? Грязнокровка? Да он запросто мог надавить ей на жалость, она бы сама же его потом скрывала и защищала.
— Так он ведь не сразу узнал, что она грязнокровка. Сначала наврал от страха, что она сразу его выдаст, потом оказалось, что и это не помогло, все равно ей что-то не понравилось. Вот он и…
— Не что-то, а что он к ней в мозги полез. Это он тоже от страха, что ли?
— Ладно-ладно, признаю, его поведение выглядит подозрительно. Все равно, нужно узнавать, кто такой этот Том Реддл и что ему может быть нужно в Хогвартсе. И существует ли он где-либо помимо дневника, то есть, он целиком заточен в этом предмете, или там только часть личности?
— А может быть и такое? – не сдержала изумления Гермиона. – Чтобы не полностью, а частично?..
— Дядя пишет, что может, — сверился с письмом Генри. – И что это даже проще, иногда можно и без жертвы обойтись, только тогда надо было этот дневник годами своей магией и душой кормить. А тетрадке, как мы знаем, пятьдесят лет. Время на создание одушевленного артефакта было, даже с запасом.
— А почему тогда такое отношение к таким предметам, если их и без жертвы создать можно? – не поняла Гермиона. Генри нетерпеливо закатил глаза, но все-таки объяснил:
— Потому что это может сделать только настоящий артефактор, очень увлеченный и знающий. Во-первых, остальным не хватит некоторых специфических умений, а во-вторых, от предмета, изготовленного с помощью ритуальной жертвы, можно получить всякие дополнительные выгоды – и даже не спрашивай меня, какие именно! И зачастую ради них все и затевается. Так что в подавляющем большинстве случаев такой предмет – плод Темной Магии. И чтобы не попасть под подозрения, мастера, которые могут такое сделать, к Темной Магии и убийствам не прибегая, просто помалкивают. А изготовители волшебных портретов просто никогда не называют свои работы артефактами. Тем более — одушевленными. А то выдвинут какое-нибудь малоприятное обвинение, придется частью производственных секретов откупаться. Эх, попался бы мне этот дневничок в руки… для доверительного разговора…
Генри мечтательно вздохнул. Увы, дневник в их поле зрения не попадал. Они следили, по возможности разглядывая на занятиях канцелярские принадлежности однокурсников с других факультетов. После долгих уговоров подключили и старост Рейвенкло и Хаффлпаффа. Слизерину они, разумеется, не верили, но если те сами указывают на некий «темный артефакт», то ведь не будет вреда от того, что они станут его высматривать. А увидят – сдадут деканам, пусть уж те сами разбираются, соврали слизеринцы насчет «темного» или нет. Но вся эта слежка никакого результата пока что не дала. Сделав небольшой шажок вперед, следствие временно уперлось в тупик и так в нем и топталось.
— Ну да, ну да, — насмешливо протянула Селена. – Вот так это и действует. Хочешь что-то узнать у дневника, втягиваешься в диалог, потом он сулит тебе что-то нужное, заставляет приоткрыться и подтачивает щиты. Если, конечно, они есть. А если нет, то совсем плохо.
— Ну, я-то не стал бы открываться! – возмутился Генри.
— И ведь каждый так подумает. Что уж его-то точно обмануть не смогут. И что его познаний в Окклюменции достаточно.