Окклюменция теперь была для Гермионы больной темой. Успехи, которых она достигла за эти полтора учебных года, конечно, все еще не выходили за рамки требований к «начинающему окклюменту», «продвинутым курсом» там даже не пахло. Но теперь, после встречи с дневником, каждая попытка защиты разума давалась ей с невероятным трудом, будто Том Реддл не просто пробил некий воображаемый барьер, а оставил вполне материальную пробоину во вполне материальном же щите. Устанавливая щиты, Гермиона очень хорошо ее видела, эту уязвимую и заметную дыру. Замаскировать ее еще получалось, а вот закрыть – увы, нет. А декан на отработках усердно сыпал соль ей на рану, раз за разом демонстрируя, как легко пробраться за ее дырявый щит. Просто глядя в глаза. Без «Легилименс», волшебной палочки и наводящих вопросов. И она ведь даже не могла сказать, что он не прав: сама полезла с этим дневником общаться, сама и виновата. Но смиренное признание своей вины никоим образом не избавляло ее от неприятных эмоций. После очередной неудачи в Окклюменции очень хотелось на кого-нибудь наорать, и больше всего – на декана. Зачем ему так над ней издеваться?
Оптимистичная часть ее натуры (и одновременно более логичная, хотя обычно оптимизм и логика плохо сочетаются) подозревала, что профессор Снейп таким специфическим образом помогал ей восстанавливать защиту. Но честное слово, ей гораздо больше помогло бы, если бы он хоть раз сказал ей «это пройдет» и назвал примерные сроки! А он на любые вопросы отвечал исключительно неразнообразными упреками. А вот если ей снова попадется в руки этот дневник, что она, спрашивается, будет делать, с такой уязвимой головой?
* * *
«Выше ожидаемого» за контрольную по Трансфигурации повергло Гермиону в панику. На бесконечно долгие несколько часов, заполненных сожалениями и муками совести, ей показалось, что она заигралась. Какие-то расследования, письма, поиски, рассуждения… кому все это будет нужно, если она вылетит из школы из-за банальной неуспеваемости? Весь последующий вечер она упорно повторяла пройденный материал, пока ближе к ночи снова не задала себе почти тот же вопрос: кому все это будет нужно? Кому будут нужны ее твердые знания и отличные отметки, если она все-таки попадется «Ужасу Слизерина» и умрет? Учиться, разумеется, необходимо, и желательно только на «Превосходно», но если выбирать, что приоритетнее, жизнь или учеба… ответ очевиден.
Тем более что за этот вечер она успела повторить основные темы. Почти успокоенная, она вышла из библиотеки и узнала, что Найджел тоже получил письмо из дома и хочет всем что-то сообщить. «Игра в детективов» все никак не заканчивалась.
— Я больше в этом не участвую, — сказал Найджел, как только все расселись. – И я очень хотел бы, чтобы вы о моем участии в этом расследовании забыли как можно прочнее. Вы как хотите, а меня здесь никогда не было, понятно?
— Просьба понятна. Но, может быть, объяснишь, с чего такая резкая перемена? – спросил Генри.
— Обязательно объясню. Было бы как-то нехорошо оставить вас без этой информации. Грейнджер она, конечно, уже не поможет, но остальные могут успеть унести ноги, — Найджел покосился на нее, кажется, даже с некоторым сочувствием. – Так вот, мне ответили из дома. И довольно однозначно намекнули, что Том Реддл в свое время имел непосредственное отношение к «Вальпургиевым рыцарям». Вы сами понимаете, что это может значить. Одно дело – расследовать историю какого-то психа, напавшего на грязнокровку с помощью дневника. И совсем другое – переть против… вы поняли. Поэтому меня здесь никогда не было. Сопровождать Грейнджер я не отказываюсь, если что, поскольку это поручение декана. Но – не больше.
— Позиция понятна, — вздохнул Флинт. – Информация и правда интересная. Спасибо, Найджел, мы ценим. И, конечно, мы тебя не видели.
Найджел кивнул и вышел за дверь. Сразу после этого шестикурсники встали, заявили, что у них неотложные дела и контрольные на носу, и они никак не могут больше принимать участие в такой внеклассной деятельности. За ними ушла и староста девочек, и в классе остались только Генри Фоули, Флинт и ничего не понимающая Гермиона.
— Паршивая история, — подытожил Флинт. – Фоули, не хочешь тоже свалить, пока не поздно?
— Хочу, — признался он. – И свалю. Сразу как ТРИТОНы сдам. Причем не только из Хогвартса, а вообще из Британии. Наша семья, знаешь ли, и так здесь от силы месяц в году проводит. Ну, вот и я поеду вслед за капиталами, родителями и кузенами. А пока я все равно здесь, хочу все-таки попытаться понять, что же происходит. Кстати, Грейнджер, это тебе урок на будущее. Мы только что увидели прекрасную наглядную демонстрацию, как здорово можно вести за собой людей, пока не называешь вещи своими именами. Казалось бы, все в нашей маленькой компании понимали, что тот, кто открывает Тайную комнату для истребления грязнокровок, по идее, поддерживает не только идеалы Слизерина, но и более поздние идеи Темного Лорда. Понимали, но вслух никто этого не сказал, а потому все продолжали копаться в этой истории, потому что интересно было. Но стоило только всплыть Вальпургиевым Рыцарям, как они вдруг поняли, куда они лезут. А если бы Найджел ушел по-тихому и ничего нам не объяснил, шестой курс до сих пор был бы с нами и бодро докапывался до истины.