– ЧП – это Чистые пруды.
– А, ну, конечно, – я постарался выдавить из себя улыбку, хотя чувствовал себя в этот момент законченным идиотом.
– Ну, значит, договорились, – констатировал Илюха. – Тебе куда?
– Мне? К метро, – я указал в направлении Пушкинской площади.
– А мне туда, – Илюху кивнул в сторону Большой Никитской. – До субботы.
Он протянул мне руку, и на этот раз я совершил панковское рукопожатие более успешно, чем в первый раз. Смотря вслед этому парню, я осознал, насколько жалко я выглядел на его фоне. Он выглядел настолько крутым, уверенным в себе, а я – таким глупым и беспомощным. Но всё же этот парень был первым человеком, который отнёсся ко мне по-человечески, не жестоко и не с презрительным снисхождением, – он разговаривал со мной на равных, и за одно это я был благодарен ему.
Я шёл по Тверскому бульвару, ощущая эмоциональный подъём: я уже предвкушал, как в субботу пойду на Чистые пруды, как познакомлюсь там с компанией, которая станет моей новой семьёй. Я думал, что скажу им во время знакомства и как себя поведу, если кто-то вздумает задеть меня или посмеяться надо мной.
Я шёл по Тверскому бульвару, наблюдая за пожелтевшими листьями, устилающими землю: осень вступала в свои права, без компромиссов вытесняя тёплое московское лето. Я знал, что за осенью грядёт зима, снег, лёд, крещенские морозы, когда от холода порой сложно открыть глаза из-за слипающихся на морозе ресниц. Но вместе с тем я твёрдо знал, что какой бы лютой не оказалась приближающаяся зима, затем непременно наступит весна, которая растопит даже самые крепкие льды, и ничто её не остановит.
Казалось бы, ничего в моей жизни не изменилось в тот день: я был всё тем же шестнадцатилетним Васей, который дома получал пиздюлей от нежного отчима, а в школе – тройки по физике.
Заходя в полный народом вагон метро на станции Пушкинская, я возвращался на Светлогорский проезд – к своей жизни, полной страданий, унижений и отвращения к самому себе.
За те несколько часов, что меня не было дома, ничто не изменилось ни в людях, живущих вокруг меня, ни в их ко мне отношении.
И всё же я возвращался в совершенно ином состоянии духа: возвышенном, уверенном и возбуждённом. У меня появилась надежда снискать расположение и симпатию Илюхи и компании, в которую он меня пригласил. У меня появилась цель: во что бы то ни стало прийти в субботу на Чистые Пруды.
Вспоминая короткую прогулку от Арбата до Никитских ворот, я чувствовал себя свободно и радостно до тех пор, пока в моё сознание не вторглась реальность в виде машины Игоря, припаркованной перед домом. Принадлежавший отчиму автомобиль напомнил мне об избиении, и впервые с того момента, как я вышел на старый Арбат, я ощутил боль в тех местах, куда пришлись уроки хороших манер.
Растеряв почти весь задор, я ехал на девятнадцатый этаж, облокотившись на одну из засранных стен убогого лифта, а поднявшись, около трёх минут стоял перед дверью, прежде чем вернуться в квартиру.
Было около восьми часов вечера.
На кухне работал телевизор.
«Значит, ужинает!» – возликовал я и, сняв ботинки и куртку, устремился в комнату, где я спал, ел и прятался.
– Ты где был? – вопрос мамы, вышедшей в коридор из спальни, застал меня врасплох, когда я уже взялся за дверную ручку и до спокойствия оставалось каких-то полметра.
– Гулял, – отозвался я.
Больше всего мне в этот момент хотелось скрыться в своём убежище, пока Игорь меня не увидел.
– С кем? – требовательно спросила мама.
– С друзьями, – солгал я, чтобы скорее отделаться от неё.
– С какими?
– С Филиппом и Яшей Алфеевым.
– Где?
– В парке.
Разговор был исчерпан, но мама явно не была удовлетворена лаконичностью моих ответов. Это был один из тех случаев, когда она решала поиграть в заботливую мамашу. Я с удовольствием бы отказал ей в этом удовольствии, но боялся, что, если поведу себя невежливым образом, Игорь решит ещё раз объяснить мне правила хорошего тона наиболее доходчивым образом.
– Как дела в школе? – наконец спросила мама. Когда спросить было нечего, она всегда начинала говорить об учёбе. Эту тему я старался не поднимать, чтобы не проверять, выслушаю я за очередную двойку по физике лекцию или просто огребу пиздюлей. – Домашку сделал?
Я сделал домашнее задание, едва только пришёл из школы, однако прекрасно знал, что если скажу об этом, мама захочет его проверить и, возможно, решит сделать это в спальне, показывая Игорю, что это она решает, могу я туда входить или нет. Одной серии ударов на меня вполне хватило, и потому я ответил: