Я снова сделал глубокий вдох.
Вешалка с пиджаком смущённо сползла по стене на пол.
Я сделал глубокий выдох.
– Может, до тебя, наконец, дойдёт, что ты должен приходить домой вовремя! – сказала мама, занося надо мной ремень.
«Интересно, что значит вовремя? – подумал я. – Разве, пока меня не было, здесь произошло нечто важное?»
Ремень обжёг мне задницу.
В конце концов, я прекрасно понимал, что так будет.
На меня обрушился второй удар.
Я знал, что она будет бить меня. И всё равно поехал провожать Настю.
Третий удар снова пришёлся на то же место.
Ну ладно, терпимо.
Удары, подобно каплям начинающегося дождя падали на меня, словно казни египетские на головы грешных. Но моя кровь не превращалась в воду: лишь участился пульс и ускорилось кровообращение.
Я сделал глубокий вдох.
Ударе на тридцатом на заднице и пояснице уже не осталось свежих мест, но иногда мама, промахиваясь, попадала по спине – в эти моменты я радовался, что удар пришёлся по ещё не раздражённой поверхности.
Она продолжала хлестать меня. Я не считал.
Я вспоминал, как прошёл сегодняшний день, как мы сидели в кафе, как я отключил телефон, как мы шли спокойно по Покровке и Маросейке.
Всё-таки оно того стоило.
Я улыбнулся.
Удары ремня продолжали воспитывать мой характер, а я про себя напевал:
Мама продолжала стегать меня ремнём, который свистел, словно кнут на Сенной. А я продолжал напевать:
Я улыбался всё шире и шире. Наконец мама это заметила.
– Ах ты мразь! – закричала мама. – Ты ещё и смеёшься!
Она стала хлестать меня ещё сильнее.
Мне было очень больно. Но я не мог перестать улыбаться.
С помощью ремня, мама стремилась воспитать во мне послушание, но неспешно перебирая драгоценные мгновения сегодняшнего дня, пролетевшего столь стремительно, я понимал, что, если бы завтра я мог бы снова увидеть Настю, я сделал бы то же самое.
И лишь об одном я сожалел. О том, что не нашёл в себе духу поцеловать её. Но вдруг она вовсе этого не хотела? Вдруг ей было совершенно не интересно встречаться со мной? Может, ей просто было приятно провести со мной вечер.
Пока моя жопа горела под неумолимой полосой дублёной кожи, я разбирал поведение Насти, её реакции, взвешивал все «за» и «против». В конце концов, ничего страшного не произошло: мы провели вместе замечательный день и замечательный вечер, я проводил её до дома, и она сама сказала, в какой квартире живёт.
Передо мной стояли её глаза, и я расплывался в улыбке.
– Ты всё смеёшься?! – кричала мама. – Тебе мало? Ещё пятьдесят ударов!
Вернувшись в реальность, я перестал улыбаться. Разумеется, я не был готов к ещё пятидесяти ударам.
Я посмотрел на мать, и в этот же момент, она со всей силы хлестнула меня ремнём.
Я набрал воздуха в лёгкие.
Следующий удар пришёлся ещё сильнее.
За ним был ещё один.
И ещё.
Я с трудом сдерживался, чтобы не закричать.
Но удары продолжали сыпаться на меня.
Я постарался снова представить Настю, но чем сильнее мама стегала меня, тем громче она кричала.
– Ах ты сволочь! Смешно ему! Совсем не уважаешь мать! – и далее в том же духе.
Удары были настолько сильными, а может, я просто уже не мог терпеть боль, не знаю, что меня начало трясти, я хотел закричать, но никак не мог набрать воздуха, а удары всё продолжали сыпаться. Наконец я сделал вдох и произнёс:
– Хватит!
– Что? – спросила мама, сопроводив свои слова новым зверским ударом.
– Хватит!
– Ах, тебе хватит?! – она продолжала бить меня. – Больше не смешно?!
– Нет! – кричал я. – Хватит!
Дверь распахнулась. На пороге комнаты стоял Игорь.
– Вы заебали орать! – произнёс он. – Вы разбудили ребёнка.
Мама от злости опустила на меня ещё один удар, после чего пошла укладывать младшего сына.
Несмотря на позднее возвращение, мама не посадила меня под домашний арест. Ещё когда я только переехал на Светлогорский проезд, – мне тогда было девять лет, – мама констатировала, что я слишком избалованный домашний мальчик. И обязала меня каждый день ходить гулять, а по выходным минимум три часа в день проводить на улице.
И, как законы, которые не были отменены, имеют свою силу, это правило также оставалось легитимным.
Думаю, что в этой партии не последнюю роль сыграл Игорь. Наши отношения нельзя было назвать самыми лучшими, и всем было понятно, что в выходные, особенно когда отчим был дома, – лучше всего мне было находиться где-то ещё.