Я в тот день вращался на орбите солнца Пиксара. давал концерт на космической станции. Но моя жена Джанет, сын Адам и дочери Клер и Аделаида оставались на Пиксаре. Они погибли в первые десять минут катастрофы и, надеюсь, не поняли, что же произошло.
Услышав новости о случившемся, я не поверил. Решил, что это дурная шутка — будто все разом решили меня разыграть. Я отрицал все с упорством безумного, но, просмотрев видеозапись, зарыдал. Погиб целый мир, и вместе с ним — моя семья!
О погибших скорбел весь обитаемый космос. На электронные ящики домена человеческой расы с дальних планет приходили письма с соболезнованиями. Мать-Земля объявила день траура по ушедшим детям.
Потом за дело взялись теоретики заговора. Они выли, ныли, рассылали по всей Галактике истерические и просто небывалые тексты, как и положено теоретикам заговора — ведь они всегда пишут и кричат в истерике о чем-нибудь небывалом. Если верить их бредовым заявлениям, о падении астероида было известно давно, однако Галактическая корпорация позволила катастрофе случиться — хотела сделать рельеф Пиксара более живописным.
Выходило, что правительство пожертвовало десятками миллионов людских жизней ради того, чтобы подкорректировать ландшафт планеты.
Разумные люди смеялись над этим бредом. Сам Гедир дал интервью — опроверг обвинения в адрес своей администрации; речь правителя звучала так убедительно и сильно, что его рейтинги просто взлетели.
Но я верил каждому слову теоретиков, ибо детям Кембрии ведомо, что бюрократы из Галактической корпорации воплощают бесконечное зло — они бессердечны, не знают жалости, в них нет ничего человеческого. Их власть безгранична, и они пользуются ею — кровожадные алчные монстры, убийцы, насильники.
Они привыкли к абсолютной вседозволенности и безнаказанности.
Я пристально следил за новостями, в которых освещалась спасательная операция, организованная Галактической корпорацией. Выживших заставляли сжигать мертвых, а пепел шел на удобрения. Затем инженеры Корпорации превратили Пиксар в курорт: расплавили полярные льды, образовав теплое море; континенты были разбиты на острова с живописными пляжами. Разумных эндемичных животных (двухголовых земляных червей) уничтожили, заменив новыми видами: пестрыми попугаями, дельфинами, стаями мурров (кошкоподобными травоядными) и генетически модернизированными лишенными когтей коалами со старушки-Земли.
Я покинул Пиксар и в соседней солнечной системе дал концерт на космическом лайнере. Ритмы хип-хопа, отыгранные на шестиструннике, принесли мне безусловный успех. Еще я спел блюз об астероидном шахтере, потерявшем сначала сердце, потом легкие, печень, конечности, уши и глаза в авариях и заменившем их устаревшими, никуда не годными механическими протезами; песня пелась от имени этого шахтера и называлась «Зато я сохранил свои яйца».
Мною восхищались, однако меня грызли сомнения, будто я иду неверным путем. В детстве я испытал немало ужасов, видел несправедливость, потерял семью на планете, казалось бы, застрахованной цивилизацией, — и по-прежнему стремился стать рок-звездой…
Погрузив в спасательную шлюпку лайнера, на котором проходил мой концерт, годовой запас марочного вина, я отчалил. С этого момента я стал вне закона.
Теперь же я капитан пиратской команды.
АЛЛИЯ
Роб был боксером — участвовал в подпольных боях. А я была его менеджером, любовницей и женой.
То были страшные дни. За участие в боях по закону казнили — спасибо Гедиру, издавшему соответствующий эдикт. Правитель, наверное, боялся, что порабощенные массы восстанут против него, распаленные видом двоих мужиков, мутузящих друг друга на ринге.
Мы странствовали по планетам, и Роб бился со всеми, кто бросал ему вызов: будь то двое противников одновременно, будь то женщина или киборг — Роб побеждал всех. Невероятно сильный, выносливый, гибкий, изящный… Кто-то может мне возразить, но Роб был одним из величайших боксеров.
Величайшим боем в жизни Роба стал поединок с Эдуардо Мунозом. Роб к тому времени носил титул признанного чемпиона в полутяжелом весе, а Муноз был профессионалом в сверхтяжелом — костолом, гора мышц и кулаки как два паровых поршня. На тренировках Муноз бил по груше так сильно, что потом никак нельзя было выправить вмятины, и тогда Муноз переключался на бетонные стены. Он играючи убивал противников на ринге.
Но Роб Набрал вес, получил новую категорию; вышел против Муноза на ринг и дрался как дьявол. Он с легкостью уходил от выпадов Муноза: подныривал, уворачивался и сам бил так сильно и часто, что компьютер едва не дымился. Роб наносил удары с хирургической точностью: у Муноза быстро села дыхалка, он потерял ритм и к концу пятнадцатого раунда не мог поднять рук.
Но Муноз, оказывается, дал судьям взятки, и победу присудили ему. Толпа ревела от негодования, а Роб только предложил бой-реванш. Тут же, на месте. Побитый чемпион, надо отдать ему должное, согласился. Они вышли на ринг. Роб не стал защищаться — кивком головы поманил Муноза, предлагая нанести свой лучший удар. И Муноз ответил — ударил Роба в голову со всей силы. А Роб даже не попытался уклониться, просто позволил ударному импульсу пройти от головы в шею и дальше вниз — по позвоночнику в ноги и в пол. Пошатнулся, но устоял.
Роб нанес ответный удар в челюсть — Муноза выбросило за пределы ринга. Он упал прямо на продажных судей: двое погибли, третий лишился сознания. Рефери — единственный, кто сохранил остатки разума, — сразу присудил победу Робу. Мы получили свой приз — одиннадцать миллионов баксов — и в ту же ночь слиняли с планеты, спасаясь от разъяренных гангстеров.
Ах, то были чудесные дни… По иронии судьбы до встречи с Робом я ненавидела бокс. Но потом открыла для себя, какой это изящный вид спорта, быстрый, красивый; преступая закон, все спортсмены становились друг другу как братья. Повреждение мозга. Прочие соревнования: скайдайвинг, фехтование, борьба с крокодилами — все они грозили травмами, которые легко залечить, достаточно обратиться в банк органов. Однако одного-единственного мощного удара в голову бывает достаточно, чтобы спровоцировать необратимое повреждение мозга. Поправить его можно, только заменив душу или полностью стерев память.
Мы помнили об этом — рисковали всем, жили настоящим моментом.
И все же больше беспокоилась я. Роб просто помнил о риске. Он получал удовольствие от самого процесса — спортсмен от природы, тренировался безо всякой пощады к себе: бегал с гончими по пересеченной местности, обгонял лошадей, качал пресс, соревновался с бульдозерами в перетягивании каната. А однажды, чтобы повысить выносливость, переплыл океан. По быстроте реакции Роб превосходил среднестатистического пилота звездного истребителя.
А когда дело доходило до постели… господи, мы творили историю; Роб мастерски владел техникой тантрического секса, а я, молодая, страстная блондиночка, испытывала оргазмы, похожие на рождение сверхновой. Мне этого будет недоставать. Уверена, больше я никогда не испытаю такого плотского удовольствия.
Мы совершали боксерские турне во внешние галактики. Роб бился с космическими шахтерами и мастерами рукопашного боя. Дрались по несколько часов кряду, до полусмерти. И Роб ни разу не проиграл.
Он был моим героем.
Мы делали огромные деньги и от души веселились.
Однажды меня изнасиловал космический десантник. Роб выследил его и убил. Я рассвирепела, собиралась уничтожить дружков насильника — ведь они знали, что он хотел со мной сделать и никак не помешали ему. Но Роб остановил меня, сказал, что нельзя обвинять людей без доказательств. Он всегда играл по правилам. И я успокоилась, согласилась с ним, оставила все как есть.