Сейчас не время и не место.
Флэнаган, ответь! Я должна знать!
Не будь дурой, Лена. Ответы могут причинить тебе боль…
Мыслеответ Флэнагана врезается в эфир острым скальпелем: «Ты вдохновляла нас».
Ответ проливает мне бальзам на душу… но что, если это снова лесть?
Врешь, — говорю я.
Нет, не вру.
Да сосредоточьтесь вы наконец! Приземляемся!
Плевать на компьютер. Уж больно интересно подслушивать мысли Флэнагана:
Я дурил Лену, а она мне верила. Не могу ее за это винить, потому что сам полагался на Ленину поддержку, опыт. Иначе бы и пираты за нами не последовали. Да я бы сам отправился за ней в преисподнюю, прошел ал насквозь и вернулся бы.
Я, кстати, слышу — все до единого слова. Ч-черг!
Ах ты старый льстец.
Да, это очередная моя уловка, а ты просто психованная шлюха.
Опоздал ругаться, я все слышала, хе!
Не все, детка, далеко не все… ага, это что? Еще одна порция воспоминаний?
А-а! Нет! Стой! Не смей туда лезть! Непушу-ууу!
Первый секс. М-ммм, как все быстро случилось. Каникулы на Карибах, мило. Ты и еше одна девочка… как ее, Клара? Королевство Алхимии? Лопни мои глаза, какая изысканность! Гламур в чистом виде.
Ничего подобного.
А мне веснушки нравятся.
Замолкни, перестань уже.
Носом ты вся в папашу. Была, по крайней мере до операции. Прочь из моего мозга! Ты как насильник! Да я даже не касаюсь тебя. Ой, господи! Гадость-то какая! Что? Что там такое?
Вон, вон оно это воспоминание. День, когда умерла твоя мать — ты была рада. С ума сошел?! Нет?
Я же чувствую твою радость, ты думаешь: «Боже, ну наконец эта старая мымра, эта грымза подохла!» Ведь это твои мысли, нет?
Нет, не мои!
А я говорю: твои. Мне все видно.
Я маму любила! Любила! Да, с ней было трудно, но известие о ее смерти поразило меня… К тому же плохо о родителях думают все. Это естественно. Для меня тоже, ведь я человек. Я не…
Ты всю жизнь потом корила себя за то, что плохо думала о матери.
Да.
Не стоило. Нет, стоило.
А, хрен с тобой, вини себя в чем угодно. Хрен — с тобой, недоносок:
Наконец ему открывается темнейшая из моих мыслей, боль из болей.
Лена, сына, которого ты любила, давно уже нет. (От Флэнагана исходят тепло, сострадание; отвечаю ему тем же.) Ты все делаешь верно, не сомневайся.
Ты видел, как я кормила Питера грудью?
Ты никогда не кормила его грудью.
Ну и ладно, зато теперь моя очередь рыться у тебя в… в этой, как ее там… в душе.
М-мм… близкое сравнение.
Присохни. Сейчас глянем. Ага, воспоминание обо мне! Первая встреча… вот я тебе врезала по морде, а вот… ой! Ой-ой, мама! Не-ееет!
Хе-хе, не надо было подглядывать.
Откуда мне знать, что именно тебя во мне раздражает?! Ага, и это тебе тоже не нравится? Разве можно так обо мне думать? И… хватит, прекрати, Флэнаган! Не смотри, перестань лезть ко мне в душу…
Что ты прячешь? Вот эту мыслишку?
Выйди вон. Это глубоко личное. Это…
Так ты… и впрямь меня любишь?
Да.
Разрази меня гром! Лена… я… Ты что? Тоже любишь меня?
Вот еще! Хоть насквозь меня прогляди — и на донышке не найдешь такой мысли.
Не отрицай очевидного. Я знаю: ты любишь меня. Не гони, Лена.
Я не виню тебя. Я заслужила любовь. Ну хватит уже… О-ох!
Лицо Флэнагана искажается болью. «Господи!» — А-аааагрх! — кричит кто-то. Оказывается, это я. Пытаюсь подняться на ноги, но не могу — падаю.
Время выдвигаться.
Боже правый, Флэнаган, моя нога! Как больно! Мать же вашу, мне больно! Как же так вышло?!
Престо посадка получилась не совсем мягкой.
ЛЕНА
У меня сломаны обе ноги, и позвоночник треснул от удара о землю. Флэнагану досталось не меньше. Однако РД живучи как собаки. Мы быстро встаем и командуем кибертелам: «Залечиться!». Надо чуть подождать.
Робот-Флэнаган на себя не похож, то есть не похож он на оригинал: бороды нет, прическа другая. Оп! — мыслеприказом я удлинила ему перец до двух дюймов.
Смотрим с Флэнаганом друг на друга.
— Я бы не прав, — признает Флэнаган. — Не стоило мне копаться у тебя в памяти.
— Тебе вообще много чего не стоило делать.
— Ну, я ж не знал, что ты ко мне… так относишься.
— Почему? Ведь мог догадаться. Пока мы с тобой занимались любовью.
— Но ведь то был просто секс.
— Не для меня. К тому же «просто» ничего не делается. Повисает тишина. У Флэнагана глупейший вид; пират как
будто пристыжен.
— Ну, как смотришь на то, чтобы все повторить?
— Заняться сексом в телах роботов? Пожалуй, не стоит, пока есть дела поважнее.
Выходит, путь к сердцу мужчины лежит не через два дюйма полимерного кутаса… Я лукаво улыбаюсь, и Флэнаган вдруг напрягается.
Проходит час — и ноги у нас как новенькие. Выдвигаемся.
— А где же поезд на электромагнитной подушке?
— Поездов больше нет, Флэнаган. Дороги — это прошлое. Зато есть подземная линия метро, охватывающая всю планету.
— Дорогущая небось?
— Во времена моего детства у нас были некомпьютеризированные асфальтовые автострады, машины управлялись людьми вручную — на чистом адреналине. Часто происходили аварии.
Даже за пределами городов Землю покрывали дороги, повсюду стояли столбы, опоры линий электропередачи.
— Зато сейчас тут довольно пустынно.
Вокруг, насколько глаз хватает, тянутся луга. Неподалеку бродит стадо оленей, самец с огромными ветвистыми рогами смотрит на нас,
— Как мы попадем в метро?
Рядом стоит дуб. Я стучу по стволу, и мы с Флэнаганом начинаем опускаться под землю на пятачке зеленой травы. Мы в подземном мире.
— В Лондон, — заказываю я, и нас переносит в кабину вагона. Садимся, оглядываемся.
— Мило, — успевает заметить Флэнаган, а в следующий миг раздается «чпок!», и мы уже на месте.
Из метро выходим, прямо в Сент-Джеймс-парк. Когда-то он соединялся с Моллом — широкой улицей — и с Букиигемским дворцом, резиденцией монарха. Сегодня он, будто река, выливается на Молл и занимает весь дворец, который превратили в тематический парк.
Мы встаем на плиты дорожки, и они поднимаются, несут нас над землей мимо потрясающих видов.
— Флэнаган, у тебя остались братья или сестры?
— Нет, все погибли.
— Под игом империи?
— Вроде того. А у тебя?
— Был брат. Работал бухгалтером, жил в Бейзингстоке, умер в шестьдесят шесть лет от сердечного приступа. Еще сестра — мечтала стать балериной, но не сумела. Остаток жизни преподавала танцы шестилетним детям. Прожила почти до девяноста лет. Ах да, вторая сестра умерла, не дожив до пятидесяти.
— И все это было давным-давно, да?
— Воспоминания хранятся в компьютере… эй, гляди, леопард!
— Гепард.
— А я говорю: леопард. Гепарды стройнее и пятнышки у них другие.
И все-таки это гепард.
— Да вы, гады, сговорились.
Вокруг свободно гуляют львы, тигры, слоны и гепарды. Жирафы щиплют кроны пальм, выстроившихся вдоль Молла.
— У зверей в мозгу микрочипы с программой?
— Понятия не имею.
Есть, есть у них микрочипы с программой Ведана. Они не позволяют животным нападать на человека.
— А хотя, думаю, да, есть.
— Как-то я летал на Тарзан. Знаешь такую планету? Там повсюду африканская флора и фауна. Кругом джунгли, люди ходят в набедренных повязках. А фабриками и заводами управляют генетически модернизированные гориллы.
— Жуть какая.
— Я там дрался с крокодилом. Ух и морда у него была — только айсберги крошить.
— Ая втайне всегда мечтала стать дельфом. Плаваешь себе в океане и мыться не надо.
— Дельфы не пользуются шампунем?
Пользуются.
— Пользуются.
— А я всегда мечтал научиться летать.
— Мы же только недавно летали.