— У нас ведь нет лошади.
Вальтер с удивлением посмотрел на свою дочь. Неужели он украл у нее так много детства, что ей приходится утешаться шуткой, в то время как слезы ручьем текут по ее лицу, как у ребенка, который не понимает ничего, кроме своего упрямства? Или она просто наслаждалась языком Африки и лечила свою душу бальзамом, который он так никогда и не попробовал? Он хотел прижать к себе Регину, но руки его опустились, едва он их поднял.
— Ты больше не сможешь забыть, Регина.
— Я не хочу забывать.
— Я так и сказал. И чего я добился? Делаю больно человеку, который для меня важнее всего на свете.
— Нет, — возразила Регина, — ты не можешь иначе, тебе нужно в сафари.
— Кто это сказал?
— Овуор. Он еще кое-что сказал.
— И что же?
— Ты правда хочешь, чтобы я повторила? Ты обидишься.
— Нет, обещаю тебе, что не обижусь.
— Овуор, — вспомнила Регина, выглянув в окно, чтобы не видеть отцовского лица, — сказал, что я должна защищать тебя. Ты ребенок. Это сказал Овуор, папа, не я.
— Он прав, но никому не говори этого, мемсахиб кидого.
— Хапана, бвана.
Они крепко взялись за руки, полагая, что перед ними расстилается один и тот же путь. Вальтер в первый раз ступил на землю, слишком поздно ставшую для него кусочком родины. А Регина наслаждалась драгоценным мгновением. Наконец-то ее отец понял, что только черный бог Мунго делает людей счастливыми.