Если он подозревает… так что?
Это даже лучше.
Больше тридцати пяти предметов исчезло из дома. Тот факт, что ни один из них не является необходимым для занятия искусством, не имеет никакой эстетической ценности или необходимости для живописи, не преуменьшает воздействия их исчезновения на Бродски. Он начинает понимать, что его мир сокращается – приходит к концу! Подсознательно он понимает это, но ничем не может помочь. Три дня назад он пристально посмотрел – не специально, а просто задержал свой взгляд – на пустом месте в углу комнаты, где обычно стоял маленький книжный шкаф, и вздрогнул, словно от боли. И по другим признакам видно, что к Бродски быстро приходит понимание. Сегодня утром, например, когда я пришел, чтобы разбудить его, взять из кровати и отнести к подушкам, он не спал. Он лежал измученный, с мутными от бессонницы глазами. Я испытал определенное удовольствие, предположив, о чем он мог думать в течение этих ранних утренних часов. И затем, за завтраком, он не ел со своей обычной жадностью; хотя все же ел. Наконец, когда я усадил его в кресло, то, что он нарисовал, также можно расценить как мою победу, правда, маленькую: пустая комната с несколькими предметами обстановки, ощущение холода, пустоты, опасности. Конечно, ублюдок не загубил ни одного мазка. Несмотря на то что предмет для изображения был, очевидно, выбран под влиянием заключительного наказания, он, кажется, старался еще больше и под конец достиг величайшего мастерства. Это было лучшее его достижение. И все же я доволен: каким бы мелким ни казался мой котлован, позже он приобретет огромные размеры.
Да, я закладываю всего лишь фундамент.
Я нарочно не ограничиваю выбор предметов для подушек только его комнатой. Вернее сказать, я выбираю их поровну: на кухне в маленькой нише, которую мы называем столовой, в своей комнате. Вот почему во всем мире Бродски нет ни одного места, где бы он не мог ощутить опустошения; где он не испытал бы потерю.
Позже, помещая на подушки большой и маленький предмет, я понял систему его отбора. Малыш постоянно и без колебания предпочитал оставлять более крупные предметы. Не надо быть гением, чтобы понять почему. Хотя все предметы были равны (несмотря на то, что многие из них имели эстетическую ценность, я подбирал их так, чтобы они конкурировали друг с другом по красоте; если же они не представляли художественной ценности, я, конечно, старался, чтобы они были равной величины; ничего необходимого для занятий живописью я не выставлял), но чем больше был предмет, тем заметнее было его исчезновение. Бюро, проигрыватель, эстамп размером с постер, даже пепельница, когда она исчезла со своего обычного места, должно быть, оставляла после себя пустоту. Теперь я уже больше не клал на подушки большой и маленький предмет Вместо этого я выставлял большой против большого, маленький против маленького. В мои намерения не входило облегчать его участь. Напротив, как ученый сохраняет в формальдегиде лабораторный образец, так и я хотел сохранить этот процесс, растягивая его как можно дольше, наслаждаясь каждым мгновением, не спеша выпивая по глоточку.