Ан посмотрела на Кела, потом размотала свой шарф. Перед глазами стоял алый туман, а в голове бешено, как колокол, стучал пульс.
— Я помогу тебе. Я проведу тебя в дом… это настоящая крепость, ты сама не пройдёшь. Но я помогу тебе. Я дам тебе месть, Ан. Я знаю, что ты любила их. И за отца отомстишь! Он его мучил! Он… Пожалуйста, я не хотел тебя обманывать!
Ан в долю мгновения скрутила шарф и накинула жгут на голову Умника прежде, чем он опомнился. Братец закричал, но воздух в его лёгких быстро закончился. Ан молча затянула жгут на шее брата. Умник бился, но он был слаб. Всегда. Самый слабый из всей семьи. Даже хрупка Красавица смогла бы сделать большее, чем поцарапать ей голые руки.
Умник долго дёргался. Когда он обмяк, Ан оттащила его с полянки, потом размотала шарф и вернула на плечи. Кел, неторопливо ходивший за ней, неожиданно толкнулся широким холодным лбом ей в ладонь. Ан погладила его большой широкий лоб, как если бы он был живой собакой. Потом посмотрела на тело Умника. Она увидела только торчащие из зарослей ноги брата в мягких ботинках. Простые неподвижные ноги человека. На этих ногах он меньше часа назад пришел сюда.
Сердце бешено заколотилось, на этот раз от панического страха. Руки затряслись, а дыхание спёрло. Ан с трудом заставила себя вздохнуть и спрятала лицо в коленях. Не сейчас! Она не имеет права раскисать! Она успеет подумать о том, что случилось с Келом потом. Когда-нибудь. Когда она будет готова. Это невозможно, вернуть брата, но… она попробует найти способ. Потом. Когда-нибудь. А пока надо уйти. И узнать, что стало с отцом и о чём сказал Умник до того, как она… она… как она его убила.
Утром, на рассвете, прежде чем покинуть город, Ан подкинула голову Умника на помойку, в ту же кучу объедков и дерьма, где нашла голову Механика. Уже позже она узнала, что тем же днём Совершенный был убит в своих покоях. Говорили, что убила его дочь. Много чего говорили. Но Ан было наплевать. Она не смогла найти способ вернуть Кела в его тело — его уничтожили, когда восставшие сожгли Дом.
28
Дом чуть на отшибе от поселка выглядел, как старая черепаха с прогнувшимся грязным панцирем. Ночью в неясном свете молодого месяца, он показался бесформенным чудовищем, решившем сдохнуть рядом с людьми. В кабаке Ан посоветовали не обольщаться неказистым внешним видом строения и не соваться внутрь, в красках расписав все, что с ней сделает хозяйка дома. Мол, может быть, съест, а может быть, вывесит, как предыдущих глупцов, на своём заборе. Тогда, как рассказали Ан, пришлось отправлять к безумной старухе целую делегацию с просьбой уважить местных и разрешить снять трупы, которые страшно воняли на летней жаре.
Ан поблагодарила за совет и перевела тему. Потом обошла дом, ища прорехи в заборе. В одном из окон она заметила мелькнувший огонёк сальной лампы. Подходы к крыльцу были завалены самым разным хламом, и Ан ушла.
Утром она перепрыгнула через забор и открыла калитку для Кела. Двор был неопрятным и безжизненным. Скотину хозяйка не держала, зато натащила самого разного хлама. Здесь стоял старый автомобиль без покрышек, за ним за прислоненными досками угадывался кузов автобуса.
— Эй, хозяйка! — Ан встала посреди свободного пяточка двора и подняла руки. — Надо поговорить! Отзовись!
Ответом была тишина. На дворе не было ничего живого, если не считать трёх лениво дремлющих на нагретом шифере кошек и копошащихся по горами мусора мышей. Ан велела Келу поискать другой вход и поднялась на когда-то красивое крыльцо с террасой для чаепития. Теперь вместо стола стоял трёхногий пластиковый стул, на нём горшок с чахлой петунией, а за ним — грязные пластиковые бидоны. Дверь в дом была не заперта, и Ан без проблем вошла внутрь. Кел, не найдя других путей, мягко поднялся на крыльцо следом и сел на порог.
Внутри дом выглядел ничуть не лучше, чем снаружи. Наклонности тётушки, вызывавшие в былые времена лишь насмешки и сожаления, явно перешли все границы разумного и превратили дом в помойку. Вдоль стен стояла самая разная мебель: шкафы, стулья, табуретки, какие-то полочки. Каждая свободная поверхность оказалась заставлена пыльными стопками коробок, тюков, одежды, старых журналов и каких-то обломков. Обои покрывала грязь, паутина и ряды декоративных тарелочек, плетеных панно, ковриков и рамочек. Ан потеряла стекло одной из рам и обнаружила, что она пуста.
— Хозяйка, надо поговорить! Тётя! — Ан заглянула в кладовую за ситцевой занавеской. Ничего, только завалы из коробок и старой техники. Ан отвернулась от кладовой и поднявшегося в воздух облака пыли.
Комната, куда она прошла через коридор из мусора, была похожа на кухню, и здесь же встретились первые следы хозяйки дома. Керосиновый примус стоял около окна, настолько грязного, что свет через него почти не проходил. На широком обеденном столе стояли стеклянные банки и несколько сложенных друг в друга дырявых кастрюль. Столом тоже не пользовались, только уголок был расчищен от хлама, рядом же стоял почти свободный стул.
Ан посмотрела на лестницу, ведущую на второй этаж. Вряд ли это шаткое строение выдержит ее вес или тушу Кела. Зверь держался чуть позади неё в коридоре. Железный бок задел стопку барахла на табуретке, и она с невообразимым шумом рухнула на пол. Ан вздрогнула. Поднялось облачко пыли. Кел покрутил мордой и, получив её молчаливый приказ, попятился назад и лёг около чулана.
— Тётя? — Ан положила на край стола свою сумку. В доспехах посреди всех вещей она чувствовала себя очень неуютно. Случись что, она не сможет толком двигаться, не рискуя споткнуться или вовсе оказаться под завалом.
Тихо скрипнула ступенька лестницы. Ан замерла, потом, когда скрип раздался снова, развела руки в сторону и медленно повернулась к чёрному проёму в ковре из рамочек и панно.
Из темноте появилась женщина. Ан не ожидала увидеть то, что увидела. Это была старая, сухая и очень серая женщина в многослойной старой одежде, как будто она страшно мёрзла. Маленькое лицо сморщилось, глаза близоруко щурились, а тощие руки едва держали тяжелое охотничье ружьё. Оружие тоже выглядело очень старым и неухоженным.
Ан ожидала увидеть вовсе не… такое.
— Ты кто? — хрипло спросила женщина.
— Добрый день, тётушка. Я Ан. Бесприютная. Помните меня? — она медленно подняла раскрытые ладони на уровень плеч.
— У Ан было человеческое лицо. Снимай эту морду.
— Только опустите ружьё.
— Да сейчас, разбежалась!
— А если вы выстрелите? — Ан чуть повернула голову, чтобы лучше разглядеть ружьё. Ей показалось, или спускового крючка нет?…
— Снимай я сказала!
За спиной тёти появилась массивная тень бесшумно вставшего на ноги Кела. Мигнули желтым глаза. Ан молча сняла шлем, потом маску.
— Вот видите же.
Жадина молча прищурилась, потом достала из кармана своего халата очки и нацепила их на нос.
— Я так сильно изменилась?
— Да как будто я тебя много разглядывала, — тётушка опустила ружьё. — Ты жива.
— Как видите.
— Мне наплевать, если честно. Живи, мне не мешаешь. Чего ты тут забыла? Мне никто не нужен.
— Просто проходила мимо, услышала о вас и решила зайти. Вы мне всё-таки не чужая. Я рада, что встретила кого-то из семьи.
— Не взаимно. И многим ты о себе разболтала?
— Что я ваша родственница? Никому, разумеется. Тётушка, я не с пустыми руками. Давайте я все покажу, а вы уже решите, гнать меня взашей.
Жадина прищурилась и скривила губы. Ружьё медленно, очень медленно легло на стопку старых газет рядом с тётей.
— Показывай.
Ан принесла с собой несколько хрустальных стаканов, кусок цветного стекла, три юбилейные ложечки с портретом уже давно забытого всадника на коне и большой никелированный чайник. Всё было чистым, блестящим и безумно дорогим по нынешним временам. Кое-что было честно куплено, кое-что честно заработано, кое-что досталось не очень честно, а ложечки она украла.
Тётушка перебирала вещи, пробовала их на зуб и гладила, как живых.
— Рада, что вам нравится, тётушка.
— Спасибо, милая, — Жадина взяла на руки большой чайник. — Ты всегда была хорошей девочкой, в отличие от твоих кузенов и… — она поджала губы. Потом поставила чайник на стол. — Почти такой же хорошей, как мой мальчик.