— Чего он хочет? — спросил мистер Деверест, словно испугавшись.
— Этого не знает никто по сей день, — ответил Ник.
— Можно его сфотографировать? — спросил газетчик.
— Конечно, — сказал Ник. Но сам жалел, что папа еще не вернулся.
Папа Ника работал пятнадцать часов в неделю — особая привилегия; большинству не разрешалось работать больше десяти часов в неделю. Были в мире и счастливчики, которым доставалось по двадцать часов, а самым богатым или могущественным людям — целых двадцать два. Получить разрешение на работу было величайшей честью, которой только мог удостоиться человек, — потому что теперь на свете было столько людей, что на всех занятий не хватало. Многие невезучие не проработали ни дня в своей жизни. Конечно, они подавали заявления о приеме; умоляли, чтобы их куда-нибудь взяли. Писали долгие сочинения о своей учебе, талантах и умениях. Их заявления кодировались и загружались в огромные компьютеры… И люди ждали. Шел год за годом, а места так и не появлялись; они ждали впустую. Так что по нынешним стандартам папе Ника очень повезло.
И все же Ник знал, что папа не любит свою работу; папа не считал ее настоящей — не такой, как в прошлом. Работа понарошку; да, папе платили зарплату, у него был свой стол в офисе, но…
— Если меня не станет, — сказал однажды папа, — все спокойно обойдутся и без меня. Должность после моего исчезновения можно отменить без всякого вреда. Ее отсутствия даже не заметят. Моего отсутствия даже не заметят, — сказал и помрачнел.
Мама ему возражала:
— Но сейчас так можно сказать о любой работе! Компьютеры могут почти все.
— Хотелось бы жить в мире, где еще существуют настоящие дела, важные занятия, — сказал тогда отец. — В прошлом люди под названием «ремесленники» собственным руками создавали красивые вещи; делали всякие ценности, например туфли и мебель. Чинили машины и телевизоры. Когда-то руки человека чего-то стоили. Посмотрите на мои руки. — Он поднял их перед Ником и миссис Грэм. — Эти руки, — закончил он, — ничего не делают и не чинят. Я спрашиваю себя: зачем я нужен? Я существую, чтобы работать? Нет. Это работа существует только для того, чтобы подарить мне иллюзию, будто я чем-то занят. Но что я могу на самом деле? Эд Сейнт-Джеймс за столом справа от меня проверяет документы и, если они правильные, подписывает. После подписи он передает их мне. А я проверяю, чтобы он не забыл поставить подпись после проверки. За четыре года Эд Сейнт-Джеймс не сделал ни одной ошибки; он всегда подписывал документы перед тем, как передать их мне.
— Но вдруг однажды возьмет и забудет, — сказала мать Ника.
— И что тогда? — возразил отец. — Что, если Эд Сейнт-Джеймс не подпишет документ? Компания разорится? На улицах воцарится хаос? Документы ничего не значат. Они существуют для того, чтобы была работа. Один человек их диктует. Другой их печатает. Эд Сейнт-Джеймс их подписывает, а я проверяю подпись. Потом передаю Роберту Холлу за столом слева от меня, и он их складывает. Слева от него сидит кто-то еще, кого я вообще никогда не видел; и этот неизвестный убирает сложенные документы в конверты, если их отсылают почтой, или в папку, если оставляют в картотеке. — В этот момент отец Ника казался ну очень мрачным.
Очень пристально глядя на Горация, газетчик сказал голосом, полным сомнений:
— Какой-то он неспортивный.
Это ужасно рассердило Ника.
— А как ему быть спортивным? — резко спросил он. — Ему нельзя выходить на улицу или что-нибудь делать. Вот когда мы эмигрируем… — Ник осекся, осознав, что он только что сказал газетчику.
Поднялись обе брови.
— Да? Вы улетаете с Земли из-за Горация? — спросил газетчик.
После паузы мама Ника ответила:
— Вообще-то причин много.
— Но кот, — сказал газетчик. — Он же тоже причина, а? — Теперь он включил диктофон. Еще копошась с микрофоном, спросил: — Уже выбрали какую-то конкретную колонию, миссис Грэм?
— Планета Плаумена, — ответила мать.
В этот раз у газетчика отпала челюсть.
— Планета Плаумена? Но она же такая далекая. И такая дикая. — Мистер Деверест повернулся к Нику и долго и внимательно изучал его взглядом. — Ты понимаешь, какие странные животные там живут? Животные, у которых даже необычные названия намекают на их противоестественное естество?
— Вы всегда говорите такими длинными словами, мистер Деверест? — спросил Ник. Его раздражали длинные слова. Он знал, что короткие слова не хуже, а то и лучше.