Я поняла, что стою на холоде, возле машины, только когда мне на плечи опустилась моя шуба, а следом тяжёлые ладони, скользнули по плечам, сильные руки обхватили и прижали к горячей груди.
Кирилл сжал меня так сильно, что я думала, что не вздохну. Но в то же время, эта его хватка, и ставшее уже привычным шумное втягивание запаха, с моей макушки, отогревали меня, приводили в чувства.
— Прости, — прохрипел он мне всё в ту же макушку, — возможно, я был не прав. Вижу, что для тебя это очень тяжело.
Отвечать не хотелось совершенно. Так мы и покинули детский дом, молча, и молчали всё дорогу. И даже дома, Кирилл не лез ко мне, а у меня не было совершенно никого настроения вести разговоры, на любые темы.
Он оповестил меня, что поработает, и ушёл в кабинет, а я поднялась наверх, и, раздевшись, забралась в кровать. Свернулась комочком, под одеялом, и совершенно внезапно для себя отметила, что эта кровать, и этот дом, и даже этот мужчина стали для меня родными. Такими, наличие которых уже греет, успокаивает, просто потому что они есть.
Уход из жизни моих родителей стал для меня тяжелым опытом. Это для всех тяжело, это меняет всех. То, что образуется рубец на сердце бесспорно. Но у меня была моя тётушка, мои подруги, и тогда ещё и муж. Меня поддерживали, мне помогали.
Кто может помочь трёхлетнему ребёнку?
Кто его поддержит?
Восполнит дефицит любви.
Государство?
Воспитатели в детском доме?
Да ведь у него ещё толком и друзей-то нет. Он один, по сути, против большого немилостивого мира.
Я вдруг откинула одеяла и уставилась в потолок. Словно озарение наступило.
Я вскочила на ноги и понеслась вниз. Влетела в кабинет Кирилла, где он сидел за столом, перед открытым ноутбуком. Также стремительно умостилась на его коленях, прижавшись к крепкому телу.
— Мы должны забрать его, Кирилл, — прошептала я, заглядывая в светлые глаза.
— Кого? — изумился Кир, и удобнее устроил меня на своих руках.
— Ромку.
— Ромку? И почему передумала?
— Понимаешь, я думала о себе. О том как мне больно, о том что я не полноценная… А надо было подумать о нём… И вот когда я подумала о нём, я поняла, что не он мне нужен, а я ему… Понимаешь?
— Понимаю, — кивнул Кирилл, — лучше, чем ты могла бы подумать.
Он крепко сжал меня, и впервые, наверное, я чувствовала в его прикосновениях не желание, и не похоть, а именно необходимость единения, и от этого по всему телу лилось горячее тепло, отогревая и затапливая меня.
— Кирилл, как ты вообще решил отдать этот особняк под детский дом? — спросила я, вдоволь намолчавшись и напитавшись нежностью.
— Михалыч, друг отца Сани, — пояснил Кир, с явной неохотой выпуская меня из рук, — через него и узнал, в каком положении, оказались дети.
— И отдал им этот особняк.
— Да.
— Но почему? Почему помог?
— Потому что, мог.
Я ещё долго лежала без сна, в ожидании Кирилла, обдумывая все его слова, и принятое мной решение, а потом когда он пришёл, уставший, и, раздевшись, повалился на кровать, сцапав и прижав меня к себе, прожужжала ему все уши, что нужно переоборудовать дом, сделать детскую, поставить везде защиту. Я бы продолжила, но поняла, что Кирилл равномерно дышит, и уже ничего не отвечает мне в ответ. Он уснул, под мой бубнёж. И тогда я склонилась, и нежно поцеловала его губы, тёплые и нежные сейчас, расслабленные, и снова призналась ему в любви. И пусть пока для него это новость, но судя по всему, он тоже меня любит, хоть и не спешит в этом признаться, а может ещё и сам не осознаёт. Потому что ради секса не делают того, что он делает для меня.
Через две недели, нам разрешили забрать Ромку, время как раз перевалило за середину декабря, и плюсом к новой детской комнате, мне ещё захотелось украсить дом к Новому году, поставить ёлку, разукрасить стёкла в снежные витражи, повесить гирлянды. Вообще это время для меня было словно предчувствие сказки.
Я порхала.
Я светилась.
Я была счастлива.
Меня вдохновляло всё подряд.
Я всё успевала, везде вникала, и мир вокруг мне тоже казался радужным, наполненным одной лишь радостью и счастьем.
За эти пару недель, к Ромке мы ездили, раз пять. Мы с ним гуляли, разговаривали, знакомились. Малыш в основном молчал, хотя Ирина Григорьевна заверила, что он здоров и развит, и это видимо стресс, да я и не настаивала. Мне нравились наши недолгие встречи. Говорила по большей части я. Сперва мне было неловко, я не знала о чём говорить. Первый раз меня и вовсе хватило только на то чтобы представить себя да Кирилла, который всегда сопровождал меня, в поездках в детский дом, и был рядом, и разговорчивостью, кстати, тоже не отличался.