Взаимный кайф. Усиленный, именно этой обоюдностью.
Моя!
Она только моя!
Солнце жарило беспощадно, и я давно скинул майку.
Батя, как всегда недовольно глянул на мои татуировки, но ясно, что промолчал. Я уже давно не пацан, чтобы отчитывать меня. Это мама, порой, в последнее время, когда звонил им по скайпу, всё причитала, что на мне живого места нет, отец молчал, хотя я и знал, что всё это у него ассоциируется с тюрягой, переубеждать его я не собираюсь. Объяснять что мне в кайф, моя разрисованная кожа тоже, это моё личное дело.
Вдруг у калитки показалась моя зеленоглазая, что ходила в местный магазин. Да не одна, какой-то мужик за ней волочится, пакеты несёт. Я прямо стойку сделал, жадно разглядывая эту парочку.
Света, зараза, напялила сарафан, на тонких лямках, который оголял все её плечи, и часть груди, обтягивал талию, благо юбка был пышная, и до колен. Но мне хватило, и этого, и того что незнакомый козёл пялиться на сиськи её, а эта зараза, с умным лицом, что-то ему ещё и рассказывает.
— Бать, я щас вернусь, — снимаю с талии, ремень с инструментами.
Отец чётко отслеживает мой взгляд, и мою реакцию тоже.
— Кирилл, не горячись, — догоняет меня его окрик, — это сосед наш…
— Да по хуй мне, кто он, — бормочу я, слезая по лестнице вниз.
Но к тому времени, когда я выхожу к калитке, Света уже идёт ко мне навстречу, тащит пакеты. Увидев меня, тут же улыбается, немного правда настороженно, потому что смотрю я ни хрена не дружелюбно.
— Привет, — говорит она, когда я, молча, перехватываю пакеты из её рук.
— Кирилл, ты чего злишься? — следует за мной к дому, но я уже скрываюсь с поклажей в доме.
Блядь, сказала же за хлебом, набрала две тонны провизии!
На хрена таскать такую тяжесть?
Хотя ей помогли же.
Она входит, когда я ставлю пакеты на стул, на кухне, и пристально глядя на неё, жадно пью воду. Вот понимает она вообще, что мне иногда её разорвать хочется. Потому что вот такая красивая, вся манкая, мягкая, манящая. И пахнет, моим персональным раем. Свежесть травы, и сладость цветов. Ничем этот запах не вытравить. Ничем не перебить. Везде такая ароматная и вкусная.
Моя!
Света, тем временем, проходит мимо к умывальнику, она уже нарастила броню, от моего взгляда, и теперь умела его игнорировать, ну или хотя бы делать вид, что игнорирует.
Она отворачивается, моет руки, и как ни в чём не бывало, начинает мне рассказывать, что в магазине ей пришла идея сделать пирог, и поэтому пришлось набрать чуть больше продуктов. Это всё я отмечаю краем сознания, потому что все мои инстинкты нацелены сейчас только на одно.
Я хочу её.
Медленно приближаюсь, рассматривая покатые плечи, в открытом сарафане, и кожу загорелую уже, и спинку узкую, переходящую в шикарные ягодицы и крутые бёдра. Меня как всегда ведёт, потому что я чувствую её аромат, свежий и сладкий, и возбуждение бежит по позвоночнику, мышцы живота напрягаются. Ещё не коснувшись её, уже представляю сладостный вздох, что сорвется с её губ, дрожь её тела, когда я без прелюдий засажу ей, прихватив за отросшие волосы, оттянув назад голову, чтобы впиться в мягкий изгиб её шеи.
— Кирилл, ты что? — замирает она, когда я обхватываю её за талию, и зарываюсь носом в волосах.
Другой рукой комкаю подол, проклятого сарафана. Сожгу его на хер.
Я на ощупь нахожу её трусики и тяну их вниз.
— Кирилл… Нет! Перестань, — начинает изворачиваться Света.
— Тихо, — командую я, — слушай. Слышишь? Стук молотка, это батя, на крыше.
Она кивает, но всё ещё напряжено держит меня за руку.
— Теперь слушай. В саду смеётся Ромка, они с матерью, в гамаке качаются. Андрей на речку убежал. Мы одни. Успокойся, зеленоглазая.
— Не факт, что никто из них не войдёт в любую минуту, — не сдаётся она.
— Не факт, — не стал я отрицать, и расстегнул ширинку, достал уже готовый член, упёрся в дрогнувшие ягодицы, — поэтому, давай поторопимся.
— Кирилл… — начала Света, но замолчала, когда я, не совсем терпеливо растолкал её ноги, прогнул, так как мне надо, открывая для себя охуитительный вид, и вошёл.
И всё как по маслу! Зеленоглазая, уже была мокрой, и это прямо отдельный кайф, что твоя женщина всегда готова для тебя.
Первый толчок заставляет, закатить глаза, она всё ещё узкая для меня, и я стараюсь, быть осторожным, помня, что легко могу навредить ей. Хотя держаться, и начать сразу же вколачиваться в неё, стоит неимоверных усилий.