— А ты не помнишь? — удивился он.
— Нет, — я развернулась к нему.
— Спроси у Кирилла, пусть сам рассказывает, — отмахнулся он. — Давай на сборы пять минут.
В клинике меня осмотрел врач, назначил прикладывать компрессы и мазать мазью.
Со всем этим добром вечером ко мне явился Кир, который до этого был мрачнее тучи, и я не рисковала с ним вообще вести беседу. Саша так и не кололся, а Кирилл меня пугал одним своим видом. И вот теперь он стоял на пороге нашей спальни, держа в руках все необходимые лекарства.
— Ляг на живот, — попросил он.
— Кирилл, я могу и сама о себе позаботится, — мне, если четно не хотелось принимать от него помощь. Я злилась на его грубое поведение, и при этом прекрасно понимала, что это бесполезно, он такой человек.
— Зеленоглазая, не усугубляй, — криво улыбнулся он.
Вот же гад непробиваемый. Сперва молчит весь день, а теперь пришел милость оказать. Мне с ним всегда хотелось становиться в позу, всегда хотелось идти наперекор. Но сегодня я устала, и его молчание меня извело порядком, и я, встала, сняла с себя брюки вместе с трусами, и легла на живот.
Он сел, рядом раскидав на мягком матрасе баночки, мази, и первым делом погладил ушиб.
— Болит?
— Нет, — я удобнее примостила голову на сложенных руках, и повернула на бок, — только когда сажусь, ну ты понимаешь.
Он снова погладил меня вокруг синяка, вызывая при этом приятную дрожь, потому что его пальцы, то и дело смещались ниже, оглаживая ягодицу, проскальзывая по границе внутренней стороны бедра.
Потом он выдавил пахучую мазь и намазал ей синяк, стараясь тоже касаться меня очень нежно. Это было приятно. Я даже стала закусывать губу, чтобы не застонать, как во сне, когда он точно также мазал меня…
Воспоминания обрушилось на меня словно ушат холодной воды. Сразу и всё.
Я резко развернулась, невзирая на боль, и мазь, которая стиралась о покрывало, уставилась на него.
— Это был ты, — выдала я, — ты отлупил меня.
— Шлёпнул раз, для воспитания, — не стал отрицать Кирилл.
— Раз! — завопила я. — Раз! По-твоему так шлёпают, что синяк на всю задницу!
В спальню вбежал Саша, и остановился у двери. Я сидела на кровати, по пояс голая, и полностью злая. Кирилл рядом, с таким видом, словно ничего страшного не произошло.
— И ты знал, и молчал, — посмотрела на озабоченное лицо Саши.
— Света…
— Вы… вы… просто…
— Зеленоглазая, — гаркнул Кирилл, — ты же выпросила. Не успокоилась, пока не выхватила.
— Ах, значит, тебя это оправдывает! — завопила я, и набросилась на него, целясь расцарапать глаза. Пару раз даже успела смазано ударить по лицу, пока Кирилл не скрутил меня.
— Что ж, ты дикая такая? — заворчал он.
— А ты отлупи меня, сволочь, — бесилась я в его руках, и откуда только силы брались.
— Зараза, — зашипел Кир, когда я впилась ногтями в его запястье. — Саня придержи её.
И я перекочевала в руки к Саше.
— Отпустите меня сейчас же, — извивалась я, — садисты!
— Тише, конфетка, — Саша держал меня, прижатой к его груди, спиной, со скрещенными впереди руками, и шептал на ухо, целуя в щёку, — тише, наставишь синяков, дурочка.
— Это ты мне их наставишь, и он, — не успокаивалась я.
Кирилл тем временем смёл с покрывала, все склянки и тюбики, и, ухватив меня за лодыжки, развёл ноги.
— Ты что… Ты что собираешься делать? — задёргалась пуще прежнего.
— Прощения просить, — усмехнулся Кирилл, ныряя ко мне между ног. Я тут же ощутила, как сильные пальцы впиваются в мои бёдра, которые я пытаюсь свести, а губы сухие и горячие скользят и скользят всё ниже.
— Нет, не надо, не надо, — стала бормотать задыхаясь.
А Саша так и продолжал целовать мою шею и шептать слова успокоения, держа при этом крепко мои руки.
Я захлебнулась выдохом, когда на клиторе чувствительно сошлись зубы Кирилла, но он тут же зализал языком остроту ощущений.
— Нет, — ещё на упрямстве шептала я, но дыхание захватывало, и теплые волны возбуждения накрывали тело.
Саша поймал мои губы, и ввинтился в рот языком, перехватывая все протесты, ловя стоны, и обрывки дыхания.
Кирилл продолжал, мягко и нежно оглаживая чувствительные места, посасывая набухшие от возбуждения губки, и проталкивая свой язык глубже.
Мои руки давно уже были на свободе, и одной из них я вплелась в его вихры. Другой обхватила за шею Сашу. Он стянул с моего плеча, домашнюю майку, обнажая грудь, и сжимал и крутил сосок, всё продолжал меня целовать, воруя все мои стоны. Я извивалась и изгибалась в их руках. Ёрзала на упругом матрасе, наплевав на боль в ягодице. Меня сносило в нирвану. Я растворялась между ними, забывая себя.