Полчаса спустя я спустилась вниз, где Спектр уже ждал меня в серой рубашке, закатанной на предплечьях, и серых брюках, слишком изысканных для пляжа. Его руки были в карманах, а подмышками он нес небольшой кожаный портфель, в котором, вероятно, хранились его наброски и карандаши.
Мы продолжали анализировать друг друга, вероятно, демонстрируя, насколько мы разные. Мы даже не выглядели так, словно пришли из одного века.
– Я упаковала солнцезащитный крем, – я показала ему упомянутый крем на случай, если он не знает, как выглядит солнцезащитный крем. Какой идиотизм с моей стороны.
Он кивнул, и мы в молчании пересекли маленькую тропинку под его домом, которая вела к пустынному пляжу. В момент, когда я коснулась песка, я сняла туфли, чтобы почувствовать его под ногами. Я повернулась к нему лицом, спиной к спокойному морю, легкий ветерок трепал мои волосы за спиной.
– Ты не присядешь?
Он открыл портфель, доставая бумагу.
– Ты ожидаешь, чтобы я сяду на песок?
– Это песок, а не кислота. К тому же, так ты ничего не нарисуешь.
У него дернулся кадык, и он невольно выпрямился на песке. Держа карандаш между пальцами, он что–то пометил и поднес руку к подбородку, пристально смотря на меня.
– Итак, вдохнови меня, – имел наглость сказать этот высокомерный человек.
– Что? – мой голос дрогнул. – Просто так?
– Мы на пляже. Я сижу как идиот. Твоя очередь внести свой вклад.
Я мрачно усмехнулась, испытывая страстное желание разбить ему лицо ближайшим камешком.
– То есть ты ожидаешь, что я просто буду крутиться как сумасшедшая и выкидывать всякие штуки, пока это, надеюсь, не зажжет что–нибудь в твоём каменном сердце?
– Конечно, – тонкая линия появилась на его губах, когда он постукивал карандашом по своему альбому для рисования. – Я мог бы направить тебя, но ты пока не доверяешь мне. Я позволяю тебе действовать по–своему.
– Я не клоун, Спектр!
– Нет, ты моя муза.
Я сжала кулак, думая о том, как приятно было бы швырнуть в него песком.
– И не смей изображать моё настроение! Это не то, что...
Я остановилась, мои глаза расширились от зрелища передо мной. Чайка села Спектру на плечо. Спектр, который был так же напряжен, как и всегда.
– О, боже мой! Не могу в это поверить! – я поднесла руку ко рту, пытаясь не рассмеяться вслух.
– Убери эту чайку с моего плеча, – пригрозил он сквозь стиснутые зубы.
– Ты их боишься? Никогда бы не подумала, что это может быть страхом великого Спектра, – мой смех ожил. – Я думаю, ты ей нравишься.
– Аврора, – снова предупредил он.
– Прости, это слишком хорошо. Мне нужно… – я поискала свой телефон. – Подожди, где он? Пожалуйста, не двигайся!
– Не смей фотографировать.
Чайка не была с этим согласна, и её пронзительные крики и хищные взмахи были слышны даже самому дальнему крабу на пляже.
Я, наконец, нашла свой телефон и сфотографировала Спектра с самым смертоносным видом.
– Сюда, красавица!
– Ты действительно одарена прекрасными идеями, Аврора, – невозмутимо произнес он, поднимая плечо, чтобы прогнать чайку. Она не пошевелилась, поэтому он воспользовался другой рукой, но упрямая чайка по–прежнему не сдвинулась ни на дюйм.
Я присела перед ними на корточки.
– Кто знал, что ты любитель животных? Ты похож на пирата.
– Я не хочу причинить ей боль, – процедил он сквозь зубы. – Поэтому, пожалуйста, убери её к чертовой матери с моего плеча.
– Хорошо, я помогу тебе выбраться, – я подошла к птице, используя самый милый голос, какой только смогла придумать. – Эй, милашка, ты пугаешь этого большого мужчину и...
Чайка закричала и полетела в мою сторону, как будто собиралась напасть на меня, потому что я разлучала её с новым возлюбленным. Я упала на спину, потеряв равновесие, и настала моя очередь закричать. Я защищалась руками и закрыла глаза. Это ревнивая птица.
– Аврора.
Открыв только один глаз, чтобы посмотреть сквозь защитный барьер моих рук, я сморщила нос и заметила Аяк–Спектра–надо мой, скрывающего за собой пронзающий луч солнца и защищающего меня от этого психопатического существа.
– Что ты делаешь? – я нахмурила брови. – Ты прыгнул, чтобы защитить меня или что–то в этом роде?
– Нет, – немедленно ответил он, взяв себя в руки и встав. Он сделал это. Он действительно это сделал. – Твоё спасение провалилось.
Птица улетела в небо, в моих волосах был песок, и я поняла, насколько нелепой была вся эта ситуация.
– И в самом деле.
Впервые за долгое время я безудержно рассмеялась, не в силах удержаться, когда он с легкой гримасой снова сел. Я поднялась на ноги, отряхнулась, покружилась, прежде чем расчесать волосы, чтобы убрать песок.
Спектр не сводил с меня глаз, и на этот раз его взгляд не вызвал у меня желания убежать. Он уже начал рисовать, его рука двигалась сама по себе.
– Ты рисуешь?
– Да. То, что ты делаешь, это... – на его листке появились линии, и что–то в его глазах изменилось. Он ожил. – Приемлемо.
Я начала ходить, как по натянутому канату, по невидимой линии и размышляла:
– Видишь, мои методы эффективны.
– Твои методы неудобны.
– Знаешь, что неудобно? Идти пешком пять часов подряд только потому, что это приведёт в долину четырехлистного клевера, потому что твоя сестра попросила у тебя такой на Рождество, – возразила я. – Я отправилась в фантастический квест.
– Ты нашла тот четырехлистный клевер?
– О, я нашла, – сказала я с гордостью. – Но как только я вернулась домой, он был весь раздавленный и мертвый в моей руке. Я плакала неделю. В конце концов, она предложила мне его, прямо перед моим отъездом в Париж. Она прикрепила его к одному из моих дневников на удачу. У тебя когда–нибудь был такой?
Его взгляд не отрывался от альбома.
– Однажды.
– Ребенок в тебе, должно быть, был счастлив, или ты был таким же фригидным, как сейчас? – я поймала себя на том, что шучу.
– Я не был ребенком. Мой отец слишком загружал нас учёбой, так что у нас не было времени заниматься такими бессмысленными делами.
– Это печально, – бросила я. – Это не бессмысленно.
– Почему это печально? – зрительный контакт был самой интимной связью, которую можно с другим человеком, и он снова пытался пронзить меня насквозь, зарисовывая каждое мое движение в неистовом темпе.
– Потому что каждый заслуживает того, чтобы у него был клевер. Даже ты. Ты долго искал свой? – я заправила прядь волос за ухо.