Изобель пролистала стопку ее карточек, чтобы найти ту, которая ей была сейчас нужна. Она написала почти все свои вопросы на обратной стороне, сначала излагая о фактах, а потом уже спрашивая скорее о подтверждении, чем о какой-то информации. После всего это не будет выглядеть так, как будто он был готов к работе. Он и не был готов, напомнила себе Изобель. В основном он провел ночь, дурачась, разгуливая по гостиной и отвечая на каждый вопрос «Никогда!» и придумывая способы, чтобы включить в свои ответы жуткую игру слов По. Учитывая то, как он сейчас переигрывал, Изобель не могла не задаться вопросом, вспомнит ли он свои реальные реплики, про которые она говорила ему.
— Итак, По, — начала она. — Как вы провели эти последние сто пятьдесят с лишним лет после вашей несвоевременной и загадочной смерти осенью 1849?
— Утомительно.
— И как там, на адском берегу ночи в эти дни?
— Тоскливо.
Еще больше смеха. Изобель видела, как голова Ворена медленно повернулась к ее отцу. Она не могла точно определить его выражение лица из-за очков, но она почему-то знала, что он смотрит на фальшивого По с одним из его наиболее проницательных «вы сама ущербность» выражений.
Изобель продолжила дальше.
— Я хотела сказать, что мы так рады, что вы сегодня присутствуете здесь, на шоу, мистер По и профессор Нейтерс, — она широко и подбадривающее улыбнулась. — Мистер По, Ваши основные работы включают в себя такие рассказы, как «Падение дома Ашеров», «Сердце-обличитель», «Колодец и маятник» и «Маска Красной Смерти». Все из них содержат темы смерти и проявления сверхъестественного. Это правда, что Вас считают отцом современных детективных историй?
— Ах, да, конечно, — сказал По, неловко жестикулируя одной рукой. — Это правда. Я слышал, что я, по мнению многих, в это время считаюсь также и «Американским Шекспиром», — ее отец улыбнулся Ворену. — Не так ли, профессор?
Это была часть, которая больше всего ее беспокоила. Это была часть, про которую она хотела предупредить его, но у нее не было шанса. Им пришлось придумать способ, чтобы привлечь Ворена в разговор, чтобы он не просто сидел на стуле, каким-то образом он должен был подключиться к их дискуссии. Изобель вспомнила, что эта часть была единственной идеей Дэнни, которую он предложил в течение десяти секунд, когда он продолжал держать игру на паузе.
— Эмм… да, — сказал Ворен, поерзав на своем стуле.
Она кивнула, продолжая давить.
— Возможно Вашей наиболее известной работой, однако, была и остается повествовательная поэма «Ворон». Можете ли вы рассказать немного о Вашем успехе с этим специфичным произведением?
— Конечно, — сказал По, скрещивая ноги и откидываясь на стуле. Он поднял палец, чтобы поправить фальшивого ворона. — Эта поэма стала наиболее популярна, чем я мог когда-то мечтать. Мой успех был, могу сказать, не менее изумительным. Я стал чем-то своего рода... литературным Элвисом, если вы понимаете, о чем я.
Ворен побледнел от такого сравнения.
— Вы не согласны со мной, профессор? — спросил По.
— Нет, — сказал он. — За исключением того, что По никогда не делал каких-либо денег на «Вороне».
По выпрямился, вцепившись в стул, птица покачивалась.
— Конечно же, я получил прибыль за него!
— Пятнадцать баксов.
Откровенный взрыв смеха послышался в комнате.
— Это, сэр, — сказал отец Изобель, снова откидываясь на спинку кресла и поправляя свой пиджак, — не имеет значения.
— Так это правда, что вы были очень бедны, — продолжала импровизировать Изобель.
— В денежном выражении, да, я был беден, — сказал отец, сердито глядя в сторону Ворена. — Я вижу, что после моей смерти Америка мало изменилась в своем помешательстве на долларе.
— Это, правда, что вы много пили? — спросила Изобель, доставая следующую карточку.
По усмехнулся этому вопросу, ответив просто:
— Нет.
Голова Ворена так резко повернулась к ее отцу, что Изобель удивилась, как только у него не слетели очки.
— Ну, иногда, — поправился По. Поерзав, он поддался вперед на своем кресле.
Взгляд Ворена не дрогнул.
— Часто, — проворчал По, отклоняясь, потянув за его уже и так тесный пиджак еще сильнее.
В это время Изобель показалось, что она даже услышала смешок мистера Свэнсона.
«Это хорошо», — подумала она.
Может быть, это означало, что они все-таки не завалят проект.
— Однако, вы не можете сказать, что в сердце я не джентльмен, — утверждал По, обращаясь ко всем. — Я не оправдываюсь, но я пил только для того, чтобы заглушить ужасную боль, вызванную темным отчаянием моей жизни, как, например, долгую болезнь и смерть моей дорогой Вирджинии.