Мама выходит из-за угла кухни, улыбаясь от уха до уха, и притягивает меня в свои объятия. Она на пару дюймов выше меня, но мы похожи друг на друга. Тот же цвет волос и цвет глаз, даже тот же овал лица. Глядя на неё, я могу представить, как буду выглядеть, когда стану старше.
— Привет, мама, как дела? — говорю я, робко похлопывая её по спине. Она напряжена, потому что обычно наша семья не проявляет свои эмоции так открыто. Всё изменилось, когда мне было шестнадцать.
Она гладит мою спину, легкомысленно как никогда.
— Я так рада, что ты приехала домой в гости, — она указывает на кухонный стол, — для тебя есть кофе и булочки с корицей.
Её радостное приветствие приятно трогает, но это не её стиль. Да, она определённо знает, что что-то произошло.
— Ну, вот и она, — ласково говорит мой отец, входя следом.
Мой папа – высокий, худой мужчина. Он тоже постарел. Моим родителям за шестьдесят, но большинство времени здоровье их не подводит. Он не очень хорошо сложен, просто в хорошей форме.
Поворачивая голову, я не уверена, плакать мне или улыбаться.
— Папа.
Я больше ничего не говорю, и он замечает это.
Наклонив голову, он тянет меня к себе.
—Ты здесь, и сейчас мне лучше. Ты больше не заглядываешь к нам, — его слегка нерешительная пауза перед тем, как сказать это, была немного странной.
Интересно, почему!
Этот небольшой разговор продолжается некоторое время. Мы потягиваем наш кофе, пробуем булочки с корицей, но время этой светской беседы заканчивается... быстро.
— Ну, мне нужно поговорить с вами обоими кое о чём. О том, о чём вы, вероятно, не захотите говорить.
Мои глаза переходят от одного к другому, ожидая увидеть хоть какую-то реакцию или эмоции.
Брови моего отца изгибаются дугой, а мама пристально смотрит в свой кофе, однако её глаза несколько раз дёргаются.
— Ладно, — протягивает отец, взглядом выдавая некоторое беспокойство. Он начинает постукивать пальцем по своей кофейной чашке.
— Почему вы никогда не говорили мне, что Мэтт и Миха заходили повидаться со мной? Что они разговаривали с вами. Почему не сказали мне? К чему эта ложь?
Я продолжаю задавать вопросы, даже не дожидаясь ответа.
Лицо моего отца краснеет, он не рад и не готов к этому. Он обращает на меня осуждающий взгляд.
— Какая ложь? Я не лгал тебе, а берёг твои интересы. Как и всегда. Я делал это раньше и сделаю снова, если потребуется.
Он сказал это так быстро и неоспоримо, как будто заранее отрепетировал слова.
Блин, он не сдерживает удары.
Отрывая от него взгляд, я пытаюсь предположить, что может добавить к этому разговору моя дорогая мама. Сейчас она не слишком разговорчивая. Я смотрю на неё, и, как и всегда, она меня избегает.
— Мама, что скажешь ты?
Мои глаза пристально смотрят на её дергающееся лицо. Она пытается контролировать свои эмоции, как актриса.
Потягивая свой кофе, она кажется абсолютно спокойной. Она мило улыбается, кивнув головой. Наконец, она смотрит мне в глаза.
— Эльза, мы делаем то, что должны. Это же так просто, — вежливо говорит она, выпрямляя свою спину. — Этот мальчик не принёс бы тебе ничего, кроме проблем.
С этими словами она снова принимается пить свой кофе. Меня переполняет желание подойти и выбить чашку из её рук. Это может помочь мне сохранить её внимание в этот раз. Как всегда, они думают, что знают лучше моего.
— Чёрт побери, — упрекаю я. — Вы хотите контролировать мою жизнь. Христа ради, я уже не маленькая.
Мой отец в одно мгновенье встаёт на ноги.
— Как тогда, когда тебе было шестнадцать? Брось, Эльза, этот парень ни на что не годится.
Его палец зависает прямо перед моим лицом, когда он кричит.
Подражая ему, я встаю, указывая своим пальцем на него.
— Кто, чёрт возьми, дал тебе право указывать мне, с кем я могу встречаться, а с кем нет?
— Очевидно, нам нужно это делать. Кажется, единственный выбор, который ты можешь сделать – неправильный. Знаешь, как нам было стыдно? Наша шестнадцатилетняя дочь беременна! А ты, Эльза? Хоть раз поставь себя на наше место.
Я теряю дар речи. Мне не о чем говорить с этими людьми. Они не понимают этого и никогда не понимали. Было большой ошибкой думать, что с ними можно договориться. Я так больше не могу, мне не нужно их одобрение. Не знаю, почему или на что я надеялась, но, что бы там ни было, я не собираюсь добиваться их согласия со мной. Скажи я им, что Миха снова ворвался в мою жизнь, они полезли бы в петлю.
Оно того не стоит. Я бросаюсь к открытой входной двери, москитная сетка – единственное, что стоит на моём пути, чтобы убраться отсюда к чёрту. Но я медлю, поворачиваюсь и позволяю своему рту первым проделать свой путь.
Одна моя рука держится за дверь, другая крепко сжата. Не заботясь о том, услышат ли меня соседи, я кричу:
— Знаешь, а тебе не приходило в голову поставить себя на моё место? Ты хоть представляешь, через что пришлось пройти мне за эти долгие пять лет? Есть ИДЕИ? — меня трясёт от ярости, но отсутствие сострадания на их лицах не даёт мне покоя.— Нет, вы все видите только себя! Жаль, потому что мне нужно было от вас всего лишь сострадание и немного понимания!
Сейчас мой крик опустился до шёпота, излагающего всё то, в чём я нуждалась.
— Послушай, юная леди, — говорит мой отец, делая шаг вперёд. — Ты и понятия не имеешь, что такое жизнь. Твоя маленькая прихоть в старшей школе – пустое место.
Он отмахивается от меня щелчком пальцев.
— Пустое место? — я опять повышаю голос. — Я любила его! И всё ещё люблю, просто вы не понимаете это! ВЫ должны были сказать мне, что он искал меня. И это я должна была решать, соглашаться на встречу с ним или нет, — в этот раз я смотрю в глаза своей маме. — Не вы двое!
Моя дорогая мама держится за плечо отца, возможно, чтобы удержать его.
— Эльза, ты всегда была такой дурой, когда дело касалось его. Ты позволила парню воспользоваться своей невинностью, — мама закатывает глаза, её голос понижается. — Посмотри, куда это тебя привело. Это не любовь, дорогая, это так жалко.
Ничего себе!
Слёзы жгут мои глаза, я и не подозревала, что они скрывали такие ужасные чувства. Ни грамма любви и понимания, нет, лишь выражение отвращения и жалости.
Облокотившись о дверь, я начинаю понимать, что они перестали любить меня в момент, когда я стояла в этом самом зале и рассказывала им, что беременна и безумно напугана. Ища помощи и немного понимания, когда рассказывала им эту новость, я совершенно не ожидала не найти ничего из этого.
— Вы оба до сих пор просто-напросто не понимаете меня, — я не уверена, почему мне кажется, что им нужно всё объяснить, но я это делаю. — Если бы вы хоть раз выслушали меня, вы бы знали, что я любила его. Мы были молоды, даже осторожны, но меня ни к чему не принуждали.
Я готова потерять дар речи, глядя на этих людей, называющихся моими родителями, однако сейчас я понимаю, что они абсолютно чужие мне люди.
Осанка отца выпрямляется, а взгляд становится холоднее, если это вообще возможно.