— Какое оружие? — уставился на меня дед.
Я тут же рассказал ему, как при отступлении наших подобрал в кустах ручной пулемет Дегтярева, автомат, две винтовки и ракетницу.
— Где ты их спрятал?
— В нашем улье, на елке.
— А как ты их встащил туда?
— Нашел длинный кусок обыкновенного провода. На один конец цеплял оружие, а другим обвязывался сам. Влезу на дерево, перекину провод через сук и тащу…
Дед улыбнулся.
— Хитер ты, жевжик, хоть и мал еще. Но сначала покончим с этим делом, а потом пойдем к улью, — сказал он и взял в руки пилу.
Мы перепилили выворотень возле самого пня. Ствол дерева опустился на землю, а пень выпрямился и стал на прежнее место, прикрыв собою закопанную бочку. Потом мы отпилили от ствола изрядный кусок, вроде для каких-то хозяйственных нужд, и отнесли его в сторону. Теперь никому и в голову не могло прийти, что под пнем спрятано наше сокровище.
Дед положил в двуколку свой инструмент, оружие, которому не хватило места в бочке, и мы направились к улью.
— Лучшего тайника и не придумать, — сказал дед.
Мы отыскали улей, встащили наверх оружие. Чтобы не бросалось в глаза, оставили улей открытым.
— Вроде и немного работы, а всю ночь провозились, — проговорил дед, утирая рукавом лоб. Потом подошел ко мне вплотную и серьезно сказал: — А теперь молчок. Ты нигде не был и ничего не видел. И товарищам не хвались. Понял? Оружие нам понадобится попозже.
Я дал слово, что никому ничего не скажу.
Начинало светать, когда мы вернулись домой.
Из нашей деревни Присно три человека пошли служить в полицию. В числе их был и наш сосед, сын бывшего кулака, Платонов. Вместе с немцами и полицаями он заходил к нам, требовал у деда меду и яблок. Он, должно быть, что-то пронюхал и добивался, чтобы дед отдал оружие.
— Я стар, оружие мне ни к чему, — всегда отвечал дед и вступал в перебранку с полицаями.
— Знаем мы таких стариков! — с угрозой говорил Платонов.
Полицаи начинали делать обыск. Они переворачивали всю хату вверх дном. Рылись в мамином и бабушкином сундуках, ломали мебель, но ничего не могли найти. Что приглянется из вещей — забирали.
Зимой разнеслись слухи, что в лесах появились партизаны. Про них говорилось много необыкновенного и таинственного.
Я внимательно прислушивался к этим разговорам. Очень хотелось увидеть партизан, да все не выходило. На вопрос, какие они, дед неизменно отвечал:
— Не знаю, сам не видел.
По ночам к нам стали заглядывать незнакомые люди. Дед о чем-то шептался с ними, и они быстро исчезали, Я не придавал этому значения. Мало ли теперь ходит по свету бездомных людей. Один просится переночевать, другого накорми…
Ближе к весне ночные посещения стали чаще. Люди заходили в хату. Дед вставал с постели, обувался, одевался и вместе с ними куда-то надолго исчезал. Света он обычно не зажигал, и разглядеть, что это были за люди, мне не удавалось.
Позже я узнал, что это были партизаны.
Однажды утром к нам пришли полицаи и стали проверять документы. Дед ушел из дому ночью и еще не возвращался.
— А где твой старик? — спросил у бабушки один полицай.
— Пошел проверять петли на зайцев, — ответила она. — Охоту с ружьем запретили, так он какие-то петли придумал.
— Знаем мы его петли! — заорал Платонов. — Петли ночью не проверяют.
Они снова все перевернули, повытряхивали сено из матрасов, разбили прикладами шкаф, ломом взорвали пол. Мы сидели на печи и плакали; испуганная бабушка прижалась к трубе и молчала. Когда полицаи выходили, они бросила им вслед:
— Стены еще целы! Как это вы их оставили?
— Еще доберемся и до тебя и до твоих стен, — прошипел Платонов.
В конце деревни полицаи встретили деда. В руках у него, и правда, были проволочные петли, но шел он не из лесу, а по дороге, что вела в Могилев. Его привели в хату и долго били. Он потихоньку стонал и не говорил ни слова.
— Докуда ты будешь молчать, старый выродок? Чего ходил под Могилев? — допытывался Платонов.
— Сами вы выродки, а не я, — тихо отозвался дед.
Второй полицай наотмашь ударил его. Дед упал на лежавший посреди хаты шкаф. Подбежала бабушка. Полицай оттолкнул ее, и она повалилась на пол. Платонов подбежал к деду и сильно рванул его за бороду. Дед сполз на пол, оперся на шкаф спиной и сел.
— Ну, большевистский прихвостень, скажешь, где был? — заревел Платонов.
— Мне нечего вам сказать, — простонал дед.
Платонов ударил его сапогом в грудь. Дед упал ничком и скорчился. Голова его склонилась набок. Платонов глянул на печь. Я, Коля и Нина плотнее прижались к трубе. Платонов снял с плеча автомат и дал очередь по деду. Потом перевел дуло на бабушку. Она как сидела, так и упала на спину.