– Ты просила принести чистую одежду.
Я смотрю на свое платье, а затем на одежду.
– Почему на мне надето это?
Лэндон пожимает плечами.
– Это то, что было надето на тебе прошлой ночью, когда Сайлас нашел тебя.
Сайлас открывает для меня дверь в ванную. На одежде висят бирки, поэтому я срываю их и переодеваюсь. Милый черный топ с длинными рукавами и джинсы сидят так, будто были сшиты специально для меня. Разве во сне дарят одежду?
– Мне нравится этот сон! – кричу я через дверь.
Переодевшись, я открываю дверь и хлопаю в ладоши.
– Ладно, парни. Поехали. Только куда?
Сайлас
Когда Чарли и Лэндон выходят, я быстро осматриваю гостиничный номер. Хватаю пустой мусорный мешок из–под стола и засовываю в него все наши записки. Убедившись, что все собрал, я следую за Чарли и Лэндоном на улицу.
Чарли продолжает улыбаться, когда мы добираемся до машины. Она и в самом деле думает, что это сон, а мне не хватает духу сказать ей, что это не так. Это не сон. На самом деле, это кошмар, и мы живем в нем уже больше недели.
Лэндон забирается в автомобиль, а Чарли ждет меня у задней двери.
– Ты хочешь ехать спереди со своим братом? – спрашивает она, пальцами изображая в воздухе кавычки.
Я качаю головой и обхожу ее, чтобы открыть дверь.
– Нет, ты можешь ехать сперед, – она начинает разворачиваться, когда я хватаю ее за руку. Наклоняюсь и шепчу на ухо: – Это не сон, Чарли. Это реальность. С нами что–то происходит, и ты должна отнестись к этому серьезно, чтобы мы смогли разобраться, хорошо?
Когда я отстраняюсь, ее глаза широко раскрыты. Улыбка исчезает с ее лица, но она не кивает. Чарли просто садится в машину и закрывает дверь.
Я занимаю место на заднем сиденье и вынимаю из кармана телефон. На экране высвечивается напоминание, поэтому я его открываю.
В первую очередь отправляйтесь в полицейский участок. Заберите рюкзак и прочитайте каждое письмо и записи в дневнике, которые успеете... так быстро, как сможете.
Закрываю напоминание, зная, что получу еще примерно штук пять в ближайшие два часа. Я знаю это... ведь я помню, как создавал каждое из них прошлой ночью.
Помню, как писал все письма, что лежат в этом мусорном пакете из отеля, который я так крепко сжимаю в руке.
Я помню, как ухватился за лицо Чарли прямо перед тем, как часы пробили ровно одиннадцать утра.
Помню, как прошептал ей “никогда- никогда”, прямо перед тем, как поцеловал.
И я помню, как через десять секунд после того, как наши губы соприкоснулись... Чарли отстранилась и не узнала меня. Она ничего не помнила из последних сорока восьми часов.
Но... я помнил каждую минуту последних двух дней.
Я просто не мог сказать ей правду. Я не хочу пугать ее. Заставить Чарли поверить, что я в такой же ситуации, как и она, показался наиболее утешительным вариантом.
Не знаю, почему я ничего не забыл, или почему забыла она. Я должен чувствовать облегчение, ведь все, что, черт возьми, происходит с нами, кажется, закончилось для меня, но мне отнюдь не легче. Я разочарован. Я бы предпочел снова потерять свою память вместе с ней, чем оставлять ее одну. По крайней мере, когда мы оба были в это вовлечены, мы знали, что можем вдвоем во всем разобраться.
Кажется, теперь закономерность нарушилась, и я чувствую, что это только все усложняет. Почему меня пощадили на этот раз? Почему ее нет? Почему мне кажется, что я не могу быть честен с ней? Я всегда взваливал на себя столько вины?
Я до сих пор не знаю, кто я, или кем был раньше. У меня есть только последние сорок восемь часов моей жизни, что не так много. Но это все равно лучше, чем полчаса воспоминаний Чарли.
Я должен быть честен с ней, но не могу. Я не хочу ее пугать, и на мой взгляд, единственное, что утешит ее прямо сейчас – это то, что она в этом не одинока.
Лэндон продолжает смотреть на меня, а затем переводит взгляд на Чарли. Знаю, он думает, что мы сошли с ума. Мы вроде как сошли с ума, но не так, как он думает.
Он мне нравится. Я сомневался, что он приедет утром, как просил, ведь он все еще не верит нам. Мне нравится, что даже если он не доверяет нам, его преданность мне перевешивает его логические рассуждения. Уверен, не многие люди обладают таким качеством.
Почти всю дорогу до полицейского участка мы едем молча, пока Чарли не поворачивается к Лэндону и не смотрит на него.
– Откуда ты знаешь, что мы тебя не обманываем? – спрашивает она. – Почему ты вообще нам помогаешь, если ты не имеешь ничего общего с тем, что с нами случилось? – Чарли более подозрительна к нему, чем ко мне.
Лэндон сжимает руль и бросает на меня взгляд в зеркало заднего вида.
– Я не знаю, врете вы или нет. Я знаю только то, что вы получаете от этого удовольствие. Девяносто процентов меня думает, что вы оба несете полную чушь и маетесь дурью. Пять процентов меня считает, что, возможно, вы говорите правду.
– Это только девяносто пять процентов, – я подаю голос с заднего сиденья.
– Потому, что остальные пять процентов думают, что я – тот, кто сошел с ума, – говорит он.
Чарли смеется.
Мы поворачиваем к полицейскому участку, и Лэндон находит место на парковке. Перед тем, как он выключает двигатель, Чарли говорит:
– Давайте проясним, что я должна сказать? Что пришла за своим рюкзаком?
– Я пойду с тобой, – говорю ей. – В записке говорилось, что все думают, что ты пропала без вести, и именно меня подозревают в твоем исчезновении. Если мы пойдем вместе, у них не будет оснований продолжать поиски.
Чарли вылезает из машины и, пока мы идем в полицейский участок, говорит:
– Почему мы не можем просто сказать им, что происходит? Что мы ничего не помним?
Я останавливаюсь, когда касаюсь двери.
– Потому что, Чарли. Мы специально предупредили себя в записках не делать этого. Я предпочитаю доверять нам, потерявшим память, чем людям, которые нас вообще не знают.
Она в ответ кивает.
– Хороший аргумент, – соглашается она. Замолкает и наклоняет голову набок. – Я сомневалась, что ты умный.
Ее комментарий заставляет меня хихикать.
Когда мы заходим, в вестибюле никого нет. Я подхожу к стеклянной перегородке. За столом никого, но есть микрофон, поэтому я нажимаю на кнопку рядом с ним, отчего он с треском оживает.
– Эй? – спрашиваю. – Здесь есть кто–нибудь?
– Иду! – Я слышу, как кричит женщина. Через несколько секунд она появляется за столом. Ее глаза встревожено округляются, когда она видит Чарли и меня.
– Чарли? – недоверчиво спрашивает она.
Чарли кивает, нервно заламывая руки.
– Да, – отвечает она. – Я пришла за своими вещами. Рюкзак?
Несколько секунд женщина изучает Чарли, а потом опускает взгляд на ее руки. Поза Чарли показывает, что она нервничает... как будто что–то скрывает. Женщина сообщает, что пойдет посмотреть, что может сделать, и снова исчезает.
– Попытайся расслабиться, – шепчу я. – Пусть это не выглядит так, словно я вынудил тебя прийти сюда. Они и так меня подозревают.
Чарли складывает руки на груди, кивает, а потом подносит ко рту большой палец. И начинает покусывать его.
– Я не знаю, как выглядеть расслабленной, – отвечает она. – Я не могу расслабиться. Я запуталась, черт возьми.
Женщина не возвращается, но слева от нас открывается дверь и в проеме появляется одетый в форму офицер. Он смотрит сначала на Чарли, а затем на меня, после чего просит следовать за ним.
Офицер заходит в кабинет и садится за свой стол. Кивает на два стула напротив него, поэтому мы занимаем эти места. Он не выглядит довольным, когда поддается вперед и откашливается.
– Ты хоть понимаешь, сколько людей ищут тебя прямо сейчас, юная леди?
Чарли застывает. Я чувствую растерянность, окутывающую ее. Я знаю, что она все еще пытается понять, что произошло за последний час, поэтому отвечаю за нее.
– Нам очень жаль, – говорю ему. Несколько секунд его глаза пристально разглядывают Чарли, а затем скользят ко мне. – Мы ввязались в драку. Она решила исчезнуть на несколько дней, чтобы все улеглось. Чарли не знала, что кто–то будет ее искать, или что окажется в списке пропавших без вести.