Выбрать главу

Больной, искореженный, мертвенно-пепельный мир, навечно застрявший в моменте собственной агонии. Ровно такой, каким его представляла кукла.

Когда в ее поле зрения попало это несуразное нечто, она вовсе не придала этому значения. Изломанное, раздавленное, покрытое свалявшейся шерстью – оно было похоже на тряпку, лежавшую перед выходом из места, которое кукла привыкла считать своим домом. Нет, гораздо больший интерес у нее вызвала фигура, прислонившаяся к скрюченному гнилому дереву чуть в стороне.

Хозяин?

Нет. Этот человек был чуть меньше, хоть и все еще значительно крупнее самой куклы. Одетый в пыльную, мешковатую куртку, он смотрел в сторону странной раскачивающейся конструкции из ржавого металла, засунув правую руку в едва держащиеся на тощей пояснице брюки. Кукла замерла в нерешительности. Ей и в голову не могло прийти, что она встретит кого-то, похожего на Хозяина. Может быть…

Может быть, этот человек мог бы его заменить?

Что-то шевельнулось снизу. Кукла перевела взгляд тусклых бесцветных глаз себе под ноги. Да, вот еще движение – шерстяной коврик конвульсивно подергивался, понемногу обретая форму странного пятиногого существа. С тихим хрустом вновь сделался выпуклым проломленный череп. Открылся рот, полный сломанных острых зубов, с тихим шипением забурлила в нем кровь, стекая на пыльный асфальт, и сквозь нее наконец пробился слабый, но резкий и явно требовательный крик. Человек у дерева вздрогнул и обернулся.

Кукла очень хорошо, в мельчайших подробностях помнила лицо Хозяина. Землистое, одутловатое – на нем лежала печать смутной тяжести, какой-то особой, невыразимой горечи. Именно эта печать в ее глазах ставила Хозяина, как минимум, на ступеньку выше нее самой. А вот у человека, которого она видела перед собой в тот момент, лицо было совсем другим. Словно ему, как и кукле, не хватало чего-то очень важного, чтобы называться полноценным человеком.

Пучки неряшливой темной растительности на щеках. Пустые и круглые, как у рыбы, глаза. Но самое страшное – ухмылка. В этой ухмылке с торчащими как у грызуна передними зубами нельзя было прочесть ни чувства, ни мысли, а потому казалось, что ни чувства, ни мысли за ней нет и вовсе. Воистину, этот человек, как никто другой, гармонично смотрелся на фоне этого болезненно-апокалиптичного пейзажа.

- Ты… - он наконец вытащил руку из брюк и воровато огляделся, не меняя выражения лица. – Ты вдесь одна?

Словом «ты» Хозяин обращался к кукле. Другие два были ей неизвестны. Да и в любом случае, с момента, когда странный незнакомец повернулся к ней лицом, он перестал ее интересовать совершенно. Кукла отвела от него взгляд и, по-прежнему пошатываясь с непривычки, медленно двинулась прочь.

- Стой, стой, - человек шагнул ей наперерез и махнул рукой, привлекая внимание. – Ты потевялась? Хочешь, отведу тебя к маме? И, и, и еще кафетку дам, пвавда-пвавда!

«Дам». С этим словом Хозяин обычно бил куклу. Стеклянные шарики ее глаз вновь повернулись к незнакомцу. Может быть, все-таки… Но нет. Нет, он не такой, как нужно. Не такой, как Хозяин. Еще шаг в сторону.

- Да подовди! – почти в голос вскрикнул назойливый незнакомец, и вдруг схватил ее за неприкрытое наволочкой плечо.

Схватил – и тут же отдернул руку.

Что-то неуловимо изменилось в его лице. Хоть на нем все еще держалась глупая ухмылка, за ней наконец появилось почти полноценное выражение с очень хорошо знакомым кукле оттенком.

- Ой…что это… - пролепетал он, с усилием вытирая ладонь о свою куртку. – Ты…т-ты не…

- А ну, отстань от девочки, извращенец!

Этот голос откуда-то сзади был другим – неприятным и резким, как скрип двери. Кукла не поняла ни слова. А вот незнакомец, похоже, понял, и попятился, бормоча что-то вроде «да я ве…да я пвосто…я ничего…»

- Что ты здесь делаешь, милая? - спросил скрипучий голос слащавым тоном. – Я, кажется, тебя раньше не видела.

Кукла шатко развернулась на месте. Теперь перед ней стоял еще один человек, сильно отличающийся, как от первого, так и от Хозяина. Морщинистые лицо и руки, кудрявые волосы ядовито-рыжего цвета, ярко-красные губы, будто беспрестанно пребывающие в попытке пережевать что-то очень маленькое, а на носу – толстые стекляшки, за которыми подслеповато щурятся влажные глаза.