…когда воздух бритвой прорезал истошный крик Аллочки. Прорезал – и тут же захлебнулся в чем-то горячем и красном.
На мгновение Игоря парализовал ужас, хлынувший ледяной волной на его сердце. А дальше в его памяти осталось лишь слайд-шоу, раскадровка безымянного фильма ужасов, где кошмар происходил с кем-то другим, в какой-то другой реальности.
Коридор.
Лестница.
Дверь.
Комната, отчего-то очень похожая на комнату Аллочки.
Раздавленное, изломанное тельце кота, попавшего под машину годы назад.
Кровать, в которой содрогается в конвульсиях чье-то маленькое тело.
Над ним фигура со спутанными черными волосами, одетая в грязную наволочку.
С холодной, механической равномерностью она наносит удар за ударом зажатым в кулаке карандашом.
Не прекращая, она с холодным механическим хрустом поворачивает голову на сто восемьдесят градусов.
Из-под редких, грязных волос смотрят безо всякого выражения пустые стеклянные глаза.
Кто-то рядом кричит.
Оставив карандаш торчать в глазнице, фигура разворачивается и бредет навстречу камере.
Шаг (хрусь).
За шагом (хрусь).
Камера поворачивается в направлении ее взгляда.
Там женщина, отчего-то очень похожая на Марину.
Она оседает по стенке на пол, держится за сердце.
Ее губы быстро синеют.
Тварь, одетая в наволочку, нагибается (хрусь), ее губы размыкаются и из-за них доносится хрип, как из старого сломанного приемника:
- Ни…ког…да…
Экран темнеет. Наверное, это конец фильма. Боже, хоть бы это был конец фильма…
***
- Никогда, - худой, небритый доктор нервно закурил. Руки его дрожали. – Никогда не думал, что такое увижу.
- Да что случилось? Чего все на ушах-то? — спросил дежурный медбрат, до последнего надеясь, что его самого не заставят вылезать из курилки.
- Убийство, - мрачно ответил доктор, стряхнув пепел мимо кофейной банки, заменявшей им пепельницу. – Соседи вызвали ментов на крики. А менты – нас. Похоже, одна девчонка другой карандаш в глаз воткнула, и далеко не один раз. Вся стена, говорят, в крови. Отец в отключке, но вроде жить будет. А вот мать кони двинула – сердце, похоже.
- Да уж, жесть, - протянул медбрат.
- Это еще не все, - доктор затянулся, практически ополовинив сигарету. – Та девчонка, что вроде как убийца…в общем, ни сердцебиения, ни зрачковых реакций, трупное окоченение – судя по всему, она сама умерла еще раньше той, кого убила.
- Зомби что ли? – хохотнул медбрат, доставая очередную сигарету предательски дрогнувшими руками.
- Не зомби, - к ним присоединился широкоплечий санитар. Он остервенело вытирал руки о свой медицинский костюм, а в его глазах, похоже, застыла картина, которую он всеми силами старался забыть. – Хуже.
Доктор понимающе протянул ему зажигалку. Медбрат скептически тряхнул головой:
- Хуже зомби? Прикалываетесь надо мной что ли? Первое апреля вроде давно прошло…
- Я ее тащил на этаж. Она…она из пластика сделана, - санитар кое-как достал из пачки сигарету. – Или что-то такое, не знаю. Твердая и будто липкая немного, что ли. Сколько руки ни мыл… - он красноречиво махнул рукой и чиркнул зажигалкой.
- Пластиковая кукла-убийца? - медбрат снова гоготнул, но встретил уже два взгляда, явно говоривших о том, что что-то и в самом деле не так.
- …жива, - донеслось до них слабым эхом из ближайшей к черной лестнице палаты. – Алла жива, мне лучше знать…пустите меня к ней…пустите…
- Да какого ж хрена?! – воскликнул медбрат, убрав сигарету обратно в пачку. – Ну вас к черту, пойду сам посмотрю.
На самом деле, смотреть самому не очень-то хотелось. Он понемногу начинал понимать, что перспектива покинуть курилку – не худшее, что его ждет этим утром.
***
- Кто бы мог подумать, - прошептал седой главврач, рассматривая протоколы медицинских исследований.
Точнее было бы сказать, попыток исследований. Никто не хотел контактировать с куклой, несмотря на то, что она сохраняла абсолютную неподвижность. Все, кто прикасался к ней, в один голос утверждали, что она сделана из материала, похожего на пластик, и наотрез отказывались продолжать исследование. Стетоскоп не выявил сердцебиения. Аппаратура для более сложных исследований моментально приходила в негодность при приближении к объекту. Не вышло даже измерить ее вес – когда ее попытались поставить на новенькие электронные весы, их табло с тихим пшиком погасло, едва уловимо пахнув жженым пластиком. Все это выглядело так, словно сама ее сущность сопротивлялась попыткам логического познания.