- Молчи, - отрывисто скомандовал он и наклонился к ее шее, плотоядно принюхиваясь. – Будешь шуметь – пойдешь на корм.
Другие двое без колебаний двинулись на кухню.
- Адонай, - изрек один из них, наставив на Диминого отца длинный палец. – Спит.
- Скоро проснется, - засмеялся второй и схватил мужчину за руку.
- Вы чего? – пискнул Дима, на секунду даже забыв о собственных проблемах.
Его реплика так и повисла в воздухе без ответа. Один из вторженцев заломил его отцу руку и задрал футболку, прижав к столу. Диме вдруг бросились в глаза шесть странных бугорков на отцовской спине. Задетая миска с салатом тихо звякнула и рухнула со стола, расколовшись на две одинаковые части. Второй вторженец схватил со стола нож и проверил его остроту на собственном пальце. По его руке побежала кровь. Он издал удовлетворенный смешок и резко полоснул свою жертву по спине.
Дима почувствовал, что теряет сознание. Не помня себя, он кинулся на извергов, но был тут же отброшен прочь и стукнулся затылком о холодильник. В глазах потемнело. Сквозь шум в ушах пробился папин стон и тихий звук удара ножом – один, другой, третий… И сознание, наконец смилостивившись, покинуло мальчика.
***
- Дима…
Гаврилов-младший открыл глаза. Над ним склонилась девочка в медицинской повязке на глазу. Мальчик вскрикнул и засучил ногами, словно пытаясь вжаться в холодильник.
- Почему ты не пришел? – спросила Аллочка. В ее голосе сквозила обида такой силы, на какую способны лишь дети. – Почему ты бросил меня? Ты говорил, что я тебе нравлюсь. Разве это ничего не значит? Разве тетенька из зеркала была права?
- Уйди! – слабо закричал Дима, закрываясь руками. – Оставь меня!
Кот у ног девочки вздыбил шерсть и тихо зашипел.
- Почему?.. – тихо спросила она.
- Ты чудовище!.. – всхлипнул мальчик, мысленно прощаясь с жизнью. – Ты ненавидишь людей! Я знаю, ты ненавидишь…
- Что? – до Аллы не сразу дошел смысл сказанного. – Я не…
- Ненавидишь! – выкрикнул Дима сквозь слезы ей в лицо. – Я точно знаю! Ненавидишь!
Кот яростно закричал. По щеке девочки одна за другой побежали слезы. Почему? За что? Это ведь неправда. Она не ненавидит. То есть, совсем недавно, вот только что не ненавидела, а теперь уже…
- Не…не…
***
В квартире этажом выше собиралась отойти ко сну благообразная супружеская чета пенсионеров. Когда они улеглись в постель, на кровать запрыгнул упитанный дымчатый кот и требовательно мяукнул.
- Спокойной но… - старушка запнулась, не договорив.
У них ведь никогда не было кота.
Ее муж ласково улыбнулся ей и ответил:
- Сдохни, старая сука.
***
Так женщина из зеркала была права? Ненависть – единственное, что имеет смысл? Ненависть – единственно возможный путь?
Похоже, что да. Похоже, люди действительно по природе своей полны скверны. Скверны, которую нужно обнажить, вырвав с мясом наружу.
- Не…на…
***
Этажом ниже готовили поздний ужин дружные почти до полной неразлучности студенты-отличники, третий год безукоризненно снимавшие квартиру у общей знакомой. За ними, чуть прикрыв глаза наблюдал серый кот немаленьких для кота размеров.
- Ну что, скоро там? – спросил один из них у товарища и вдруг со звериным упоением запустил руку к себе в штаны.
- Сейчас будет, - со смешком ответил тот и с разворота врезал первому раскаленной чугунной сковородой в висок.
***
- Не…на…ви…
Из-за стены, из соседней квартиры послышался громкий заливистый смех и звуки ударов. В воздухе разливался самый прекрасный запах на свете – запах гнилого мяса.
- НЕНАВИЖУ! - завизжала Алла, сжав руки в трясущиеся кулачки. – Обманщик! Ненавижу, ненавижу, ненавижу!
Она кричала что-то еще, но Дима уже не слышал. Из его ушей что-то потекло, но его это не волновало. Он вдруг понял, что у него есть одно очень важное дело.
В коридоре он столкнулся с мамой. У нее на щеках были свежие следы слез, но она улыбалась. Они обменялись понимающими взглядами и разошлись. Дима – в комнату родителей. Мама – в кухонное окно. Дима знал, где папа прячет на черный день коробки со спичками. Жечь, выжигать, сжечь все без остатка. Все, включая себя самого.
Крики Аллы иссякли. Только это уже была не Алла. Загнутые когти на руках. Заломленный хвост под ночнушкой. Одна голова – человеческая, с повязкой на глазу. Другая – проломленная и приплюснутая – кошачья. Веля – единственный, кто у нее остался. Ее воплощенная любовь. Ее воплощенная боль. Не случайно ведь эти слова так неочевидно и извращенно похожи? Слились воедино два тела, две души, два имени. Паззл наконец сложился в цельную картину.