***
Кошачий крик. Дикий, исступленный – в нем слышалась абсолютная, всепоглощающая боль. Авеля передернуло, но он продолжил подниматься по лестнице, на ходу вытирая руки влажной салфеткой.
Проклятая сажа – сколько ни три, остается еще немного.
- …лжецы, лицемеры… - искаженный девичий голос доносился из глубины квартиры, находившейся ровно над предыдущей.
Авель толкнул дверь. Пришлось приложить усилия – петли совсем заржавели – но, по крайней мере, она оказалась не заперта.
- …убью вас всех…
Практически в полной темноте, шатаясь и шаркая ногами по грязному полу, девочка на ходу запрокинула голову и влила в себя содержимое обычного граненого стакана, который держала в руке.
- Алла? – осторожно спросил Авель, но она уже скрылась в дверном проеме одной из комнат.
- …убью и оскверню каждый ходячий труп…
Авель шагнул вслед за ней. Девочка медленно двигалась к проходу в следующую, чуть более светлую комнату. Под ее ногами что-то противно хрустело, а ее спина содрогалась – ее рвало желчью. Рвало в тот самый граненый стакан, который она держала у рта трясущейся рукой.
- Алла, подожди, - снова окликнул ее Авель.
Девочка на мгновение остановилась, вновь сделав большой глоток из стакана, и скрылась в следующем дверном проеме. На мгновение Авелю показалось, что у нее на плече какой-то нарост.
- …будете прокляты…вы все будете прокляты…
Авель последовал было за ней, но пол под его ногами вдруг зашевелился. Десятки огромных по местным меркам, жирных тараканов, потревоженные вторжением посетителя, хаотично забегали из стороны в сторону. К горлу Авеля вновь подкатила желчь, но он сдержался. Он должен был держаться.
- Алла! – выкрикнул он, в три прыжка преодолев ужасную комнату.
Девочка стояла у окна, вполоборота к Авелю, и жадными глотками допивала желтоватое и вязкое на вид содержимое стакана. Авель остановился в двух шагах от нее. Его мутило. Казалось, что тараканы уже проникли к нему под одежду и теперь щекочут колючими лапками все его тело от шеи до стоп. Но надо было держаться, во что бы то ни стало, надо было...
- Алла, - вновь обратился к ней Авель. – Ты меня слышишь?
- Аллы больше нет, - ответила девочка своим искаженным голосом и повернулась к новому посетителю лицом.
Здесь, при проникающем сквозь выбитое окно солнечном свете, он наконец разглядел то, что стояло перед ним.
Загнутые когти на руках. Заломленный хвост под ночнушкой. Одна голова – человеческая, с повязкой на глазу. Другая – проломленная и приплюснутая – кошачья.
Существо вновь конвульсивно согнулось, изрыгая в стакан ядовитую желчь. Единственный уцелевший глаз на кошачьей голове открылся и с почти физически ощутимой злобой уставился на Авеля. И в этот миг еще один луч света прорезал полумрак обгоревшего до костей дома. Мягкий, почти невидимый. Но Авелю этого было достаточно.
- Это не так, - тихо ответил он с печальной улыбкой. – Я знаю, Алла где-то там, внутри. Я бы хотел с ней поговорить.
- Хочешь сказать, ты пришел не за этим? – чудовище протянуло Авелю свой стакан, наполненный мутно-желтой, вспенившейся желчью почти до краев. – Давай, разбавь этим свою кровь. Такого блаженства ты точно еще не испытывал.
- Нет, - мягко ответил Авель. – Это меня не интересует.
- Я могу предложить блаженство и другого рода, - проговорил монстр и впился взглядом в глаза своего посетителя.
Что-то оглушительно хлопнуло у Авеля в левом ухе, и мир вокруг исчез. Точнее сузился до узкого туннеля между его глазами и глазами чудовища. Там, в этих глазах отражалась плоть. Пульсирующая, чавкающая, брызжущая соками…
- И это меня тоже не интересует, - Авель прикрыл глаза, прервав контакт, и вновь печально улыбнулся. – Я хочу поговорить с Аллой.
- АЛЛЫ БОЛЬШЕ НЕТ! – по-кошачьи взвыло чудовище. – Я СКАЗАЛ! Я, ВЕЛИАЛ, ОСКВЕРНИТЕЛЬ! ПОЧЕМУ…почему…почему это не работает на тебе?
- Не знаю, - спокойно произнес Авель, снова открыв глаза. – Может быть, мое сердце уже полно до краев, и для скверны в нем нет места. Или ты вовсе не порождаешь скверну, а только пробуждаешь ее в людях. Если так, во мне ее, очевидно, нет. Ведь мое дело – чтобы было чисто.
- Чисто… - прошептала стоящая перед ним девочка, баюкая на руках упитанного дымчатого кота. – Я бы тоже хотела, чтобы было чисто…но во мне столько ненависти…кажется, больше, чем я могу вместить…
- В тебе нет ненависти, Алла, - Авель шагнул к ней и опустился на одно колено. – Я думал так поначалу, но то, что ты чувствуешь – это не ненависть. Это обида. Глубокая и искренняя детская обида. Тебе сделали больно, теперь ты злишься и хочешь сделать больно другим. Это естественно.