- Об ослепляющем свете Рагуила, - Авель взял в руку один из флаконов и поднес к лицу, чтобы прочитать мелкий шрифт этикетки. – Ангела, которого небесное воинство выбрало адонаем – соперником Плачущего Бога, вождем восстания.
- Хочешь сказать… - Каина бросило в жар.
- Да, - Авель печально вздохнул, и его руки повисли вдоль туловища. – Рагуил теперь – падший ангел.
«Не может быть. Не может быть, чтобы госпожа Тиамат хотела…»
Додумать эту мысль Каин не успел – что-то твердое и тяжелое с силой врезалось в его затылок. Яркие искры, ослепляющая боль и падение в мягкую, красновато-черную бездну.
***
Остро пульсирующая боль в затылке. Перед глазами растекаются зеленые пятна. Сухая горечь на распухшем языке. В груди давит так, что трудно дышать. Сердце…
Сердца нет.
Каин тряхнул головой и не сумел сдержать стон от боли в затекших мышцах шеи и, казалось, пробитом сзади черепе. Его руки – затекшие еще сильнее, почти до полной нечувствительности – беспомощно дернулись над головой, отчего-то отказываясь опускаться.
- Гля, Михась, один очухался, кажись, - раздался где-то в стороне прокуренный голос. – Зови пахана, он вроде побалакать с ними хотел. Ну, быро, пока опять под сраку не получил!
Второй голос что-то неразборчиво проворчал, и его владелец торопливо зашаркал прочь. Каин вновь дернул руки на себя. Безрезультатно. Зеленые пятна в его глазах начали съеживаться, постепенно меняя цвет на красный. Моргнув несколько раз, Каин наконец разглядел металлические браслеты наручников, впившиеся в его жилистые запястья. Перекинутая через крепление ржавой вертикальной трубы цепочка позволяла двигаться только вверх.
С огромным трудом Каин поднялся на подкашивавшиеся ноги. Голова по-прежнему раскалывалась, а в руки, едва они оказались чуть ниже головы, впились сотни невидимых иголок. Красные пятна понемногу рассеивались, открывая обзор.
Единственная голая лампочка у ведущей наружу лестницы выхватывает лишь часть помещения. Прямо под ней на складном стуле, развалясь, сидит мужичок абсолютно неопределимого возраста в надвинутой на глаза клетчатой кепке. У него на коленях покоится куцый автоматик – кажется, из тех, что раньше носила полиция. Вокруг - шершавые бетонные стены, покрытые паутиной ржавых труб. В паре метров справа к одной из них прикована обнаженная девушка с грязной тряпкой в качестве кляпа. На ней нет живого места, сплошные кровоподтеки и ссадины. В глазах уже не осталось ничего человеческого, только животный страх и всепоглощающая боль. За ней еще одна – стеклянные глаза, синие губы, по черным отметинам на теле беспрепятственно ползают мухи. Дальше уже не разглядеть, но из темноты доносится слабое позвякивание. А слева…
Каин, забыв о боли, вновь рванул на себя руки в обреченной на провал попытке освободиться. Обжигающий поток крови по вялым артериям. Еще рывок, плевать на боль. Еще, еще, еще…
- Авель… - прохрипел он. – Авель! Авель!
Бесполезно. Голова брата безжизненно свисает на грудь. Выцветшие, растрепанные сильнее обычного волосы почти полностью закрывают лицо. Сзади среди них видно засохшее бурое пятнышко. Без сознания или..?
Цепочка наручников, удерживавшая Каина, с тихим скрежетом натянулась. По предплечью побежала темно-красная капля.
Только бы он просто был без сознания.
Бешеный взгляд Каина обратился к мужичку в кепке, а губа дернулась кверху, на мгновение обнажив клыки.
О, лучше бы он просто был без сознания.
Шаги. Увесистые, неторопливые. Словно добрый дядюшка после тяжелого рабочего дня зашел проведать своих любимых аквариумных рыбок.
- Наконец-то! – и голос подстать – веселый, чуть пьяненький, судя по слегка заплетающемуся языку. – Наконец-то очнулся мой д-рогой гость!
Наверное, Каин должен был испытать облегчение, но пленница по правую руку, похоже, считала иначе. Ее глаза расширились до предела, обнажив сеть полопавшихся капилляров, и по ее немного опухшим, нездорово фиолетовым щекам побежали мутные слезы.
На лестницу сверху ступила нога в мягком на вид домашнем тапочке, покрытая, насколько позволяли увидеть длинные шорты, кучерявой темной растительностью. Именно такие ноги, наверное, и должны быть у добрых дядюшек.
- Надеюсь, вы пр-стите мне эту маленькую предосторожность, - голос звучал так добродушно, будто речь шла максимум о запертой на цепочку входной двери. – Мы ведь думали, что остались одни во всем г-роде, совсем отчаялись, а тут – вы…
Крик. Заглушенный тряпкой во рту, и оттого еще более жуткий. Совсем не человеческий, нет. Такой рев могла бы издать разве что корова, которую на бойне не смогли с убить с первого удара.