– А ты говорила, что у тебя ребенок? Что ты воспитываешь его одна? Что у тебя нет никакой финансовой поддержки со стороны?
Юля кивнула.
– Этот Абрам не стал меня слушать. Перебил и сказал, что мне выплатят компенсацию только потому, что эта новость стала для меня неожиданностью.
– А он хоть как-то объяснил причину увольнения?
– Сказал, что это вынужденная мера. И заценил кроссовки.
– Что сделал? – насторожилась я.
– Сказал, что у меня симпатичные кроссовки. Что же мне теперь делать? Я ведь всю себя этой работе отдавала. Я каждое утро приходила сюда с желанием добиться успехов! Я хотела быть такой же, как Кристина Валерьевна, а теперь… Максимум, что мне светит, какое-нибудь крошечное рекламное агентство, расположенное в подвале старой пятиэтажки. Николь, – едва сдерживая слезы, спросила она, – а ты ничего ему не говорила обо мне? Пока вы были в лифте?
По моей спине пробежал холодок. Юля глядела на меня такими жалостливыми и растерянными глазами, что я так и не смогла найти в себе силы сказать ей правду. Впрочем, я даже не понимала, какую именно, но точно осознавала, что мои необдуманные слова о заднице босса стали тому причиной. Хотя это было и нелепо учитывая, что этим боссом был взрослый и серьезный мужик.
– Нет, – ответила я, чувствуя я на себе неподъемную тяжесть вины. – Да мы и не говорили особо. Лифт застрял и… Что-то у меня голова разболелась. А эта дурацкая блузка! Она ведь совершенно не пропускает воздух!
– Ужасный день, – вздохнула Юля, разочарованно оглядев офис. Настроения не было даже у тех, кто по непонятным причинам сумел сохранить работу. – У меня нет слов. Я могу попросить тебя об одолжении?
– Что угодно.
– Ты не могла бы собрать мои вещи и завтра отправить их ко мне домой курьером? Здесь их не много. Только мои любимые цветные ручки, стикеры-цветочки, календарь… Я заберу только фотографию сына. На большее у меня нет сил и желания.
Юля взяла стеклянную рамку с фотографией, на которой причудливый, с двумя торчащими зубами, улыбался счастливый голубоглазый мальчишка. Она целовала эту фотографию несколько раз на дню и всякий раз приговаривала, что безумно соскучилась по сынишке. У меня заболела душа.
– Конечно. Можешь не волноваться, я всё сделаю.
– Спасибо тебе, Николь. – Юля надела пальто с меховым воротником и, наверное, впервые не пригладила его. – Я пойду. Созвонимся как-нибудь, хорошо?
– Обязательно!
Я даже не нашла в себе сил подняться, чтобы обнять её. От чувства вины у меня зашевелились волосы на голове, а фантазии в голове разыгрывались с нешуточной скоростью. Перед глазами улыбался голубоглазый мальчишка, который секундами позже безмолвно плакал на дождливой улице, сидя на огромных клетчатых сумках, потому что несколькими минутами позже их с мамой выставил на улицу банк, которому они задолжали по ипотеке. Я видела отчаявшуюся в себе Юлю, вокруг которой стояли пустые бутылки с водкой, а её сынишка прятался в шкафу, потому пьяная мама – буйная мама. Я понимала, что эти фантазии не имели ничего общего с реальностью, ведь Юля была ответственной и готовой на всё ради благополучия своего ребенка молодой мамочкой. Она точно найдет новую работу и всё у нее будет ещё лучше, чем когда-либо, просто… Я ведь не смогу спокойно спать и продолжать здесь работать, зная, что она потеряла работу из-за меня. Потому что нельзя говорить боссу, что он чешет задницу.
Радовало, что хотя бы секретарша осталась прежней. Диана выглянула из-под стопок разноцветных папок с документами, которыми был обложен весь её стол. А стол этот был довольно-таки внушительных размеров для нее одной.
– Наш новый босс у себя? – спросила я, кивнув на закрытую темную дверь.
– У себя. Что ты хотела?
– Мне нужно поговорить с ним.
– Тогда садись в очередь, – кивнула она на диванчики. Все места были заняты сотрудниками компании, на лицах которых так и застыло пугающее негодование. – Очевидно, что сегодня у него приемный день.
– Это все те, кого он собрался увольнять? – тихо спросила я.
– Слушай, у меня, как ты видишь, очень много работы, – сквозь зубы шепнула Диана. – И мне нужно выполнить её до конца рабочего дня. «Кровь из носа» – так он мне сказал. А учитывая, что увольнения не заканчиваются, я бы очень хотела успеть всё сделать, потому что терять работу в моем случае – не вариант. Садись и жди.
Прямо-таки агрессор какой-то, а не начальник! Но делать было нечего и я осталась ждать в приемной. В любой другой день я бы не позволила себе просто сидеть в очереди полтора часа. Но сегодня он был необычным по всем фронтам, и я точно знала, что не смогу сделать ничего толкового в таком подавленном состоянии. Я понятия не имела, чем именно занималась Диана. Всё то время, что я просидела в приемной, она открывала одну папку за другой, вносила какие-то данные в компьютер и складывала их на открытых деревянных полках, которые поднимались к самому потолку и продолжались в виде длинных балок, на которых горели небольшие круглые светильники. Она вздыхала слишком много раз, не поднимала головы и отвечала на телефонные звонки без особой и привычной для своей должности доброжелательности. Две женщины тихонько обсуждали нового босса. И никому их едва слышимый разговор не казался неуместным, потому что всех сгрызало любопытство: откуда взялся этот бульдозер, делающий такие существенные дыры в некогда большом коллективе?