«Плохи дела, — думает Абрам Бер. — Опять новая власть. Чехи. Порядок? Мог бы быть порядок, да нету. Чехи пришли, а кто их знает, какие они? Может, такие, а может, этакие. Президентом выбран профессор, пишет всякие там ученые книги. Но скажите, пожалуйста, что смыслит профессор в торговле? Говорят, он написал книгу, разоблачил басни о ритуальных убийствах. Это в защиту Анели Груза и того бедняги Гильснера, которого только теперь выпустили из тюрьмы. Ну, это хорошо. И все-таки не будет добра. Человек ничего не знает наперед. Впрочем, ясно, что придется жить с чехами. Ничего не поделаешь. Хочешь жить — живи с кем приходится. Все-таки с ними спокойнее, чем в Польше или в Румынии. А в Венгрии… Ой, ой, ой!
Но с кем пойдут чехи? С голодранцами или с нами, приличными людьми? Поймут они, что торговцы — это надежная опора власти? Вдруг да не поймут? Или поймут, но нескоро, через два, три, десять лет? Этакие тугодумы! А пока каковы дела? Ох, не говорите! Торговля — никуда. Скота нет, хлебом не расторгуешься, вот разве спиртом. Ой, ой, ой! Попробовать разве спекульнуть землей? Ну и дела! Когда сгинет, наконец, Никола Шугай? Разбойник, негодяй, чтоб ему пусто было!» Абрам Бер еще больше скривил рот. Шугай! Загвоздка с Шугаем была почище других. Дело обстояло так. Уроженцы этого горного края уже не жили, как раньше, в одной империи.
Край отошел по частям к Польше, Венгрии и Чехословакии. Глупо, конечно, ставить людям границы перед носом, однако хороший коммерсант должен использовать и это. Надо учесть такое обстоятельство: узкие полоски садов, огородов и лугов все время дробятся на еще меньшие. Отец выдает дочь и выделяет ей под коноплю несколько квадратных сажен земли. Умрет отец — и его землю делят сыновья. Крохотные наделы разбросаны по всей долине, и крестьяне, чтобы как-нибудь объединить свою землю, выменивают эти клочки друг у друга, доплачивая коровой, парой овец или штукой конопляного холста. Мена эта происходит, разумеется, без участия нотариуса или земельной управы: на визит к ним нет ни времени, ни денег. Сговор идет по-соседски, по-дружески. И в земельных книгах управы земля числится не за сегодняшним владельцем, а бог весть за каким его предшественником, который зачастую живет сейчас в Польше или в Венгрии. Трудно ли Абраму Беру съездить в Воловое, заглянуть в книги и все это выяснить? И вот Абрам Бер уже пишет письмо в Венгрию и в Польшу своим агентам. И те отправляются к какому-нибудь Михалю Хемчуку или к Дмитрю Вагерычу и говорят:
— Послушай-ка, есть у тебя землица в Чехословакии в Колочаве?
— Эх, — скажет Хемчук или Вагерыч, — откуда быть земле? Видишь ведь, что хожу в дровосеках. Мне там когда-то досталась после отца земелька, помню — еще ходили мы в управу и писали в большой книге, да я уступил ее сестре и шурину, а теперь у той земли и вовсе другие хозяева. Кусок продали, кусок сменяли. Обо всем там спроси в Колочаве, там знают.
— Погоди, — говорит тогда агент. — Я-то знаю. Но теперь с этой новой властью хлопот не оберешься. Так вот, не подпишешь ли ты бумагу, что продаешь мне свой надел?
— А что мне за это дашь?
— Что дам? Ну, дам три злотых.
Хемчук или Вагерыч ворочает мозгами. Хоть убей, ничего не понять! А впрочем, почему бы не продать то, что ему уже не принадлежит? Если этот человек хочет ни за что дать ему деньги, зачем же отказываться?
— Дай пять злотых.
— Побойся бога, — кричит агент. — За что? За твои три креста, которые мне еще придется заверять у нотариуса. Не хочешь, не надо, найду другого.
И, разумеется, агенты получают надел за три злотых или за пятьдесят венгерских крон, а перепродают его Абраму Беру за двести крон чехословацких. А Абрам Бер со всеми документами является в земельную управу и записывает землю на свое имя.
Так было и с сенокосными угодьями старого Петра Шугая.
Лицо Абрама Бера становится еще более озабоченным. Сами посудите: двести крон — это сумасшедшие деньги за вещь, которую вы неведомо когда получите. После дождичка в четверг? Когда рак свистнет? Ох, ох, ох! Конечно, лужки можно продать еще кому-нибудь. Пусть потягается с Шугаями чужой человек… Нет, нельзя продать. Лужки как раз граничат с собственными лугами Абрама Бера. А с лужками Абрама Бера река Колочавка выкинула нехорошую штуку: весной разлилась она на трое суток, а когда опять вошла в старое русло, чудные луга Абрама Бера, цена которым, ей-богу, не меньше шестидесяти тысяч, были сплошь занесены валунами и галькой. Теперь там не вырастет даже верба. Нет, шугаевы лужки надо заполучить, такой случай в другой раз не представится.