Увидел однажды эту игру Олекса Довбуш, стал спиной к молнии, нацелился в чорта из пистолета да как стрельнет. Чорт провалился в пропасть и глубоко ушел в землю, только дым заклубился на том месте.
Над Довбушем стоит архангел Гавриил.
— Очень ты угодил богу, Олекса Довбуш, что сжил со света дьявола. Проси у бога, чего хочешь.
Призадумался Олекса Довбуш.
— Люди меня ни во что не ставят. Хочу доказать, что многое смогу сделать им на пользу. Пусть даст мне господь бог такую силу, какой на свете нет. Чтоб побеждал я врагов и карал обидчиков. Чтоб никто не мог меня одолеть и не брала меня никакая пуля.
И когда вернулся он к другим пастухам, а они смеялись над ним, разбросал их, как щенят, Олекса Довбуш.
С тех пор стал вождем пастух Довбуш. Стоял за правду и карал кривду. Крут был с господами, а к народу ласков и милостив. У богатых брал и бедным давал. С полсотней молодцов, что собрал вокруг себя, жег замки злых панов и дома чиновников. Нападал на богатые корчмы, наливал себе и ребятам водки, остальное выливал на землю. Выбрасывал на улицу вещи, что заложил у корчмаря трудовой люд, — бери всяк свое.
Однажды ограбил он поместье в Богородчанах, вынес оттуда мешки золотых. Положил их на спины хлопцам, взял свой атаманский жезл с топориком и продырявил мешки. Шли разбойники, трясли мешки, сыпались дукаты, бедный люд сбегался и подбирал.
Потише стали господа, боялись Олексы Довбуша.
Жил Олекса на Кедроватом. Там его парни вырубили в скале кресло для атамана. Сидя на нем, распоряжался Олекса Довбуш. Затевал набеги на румын и турок, добывал золото от нехристей и привозил домой. Кому была нужда в деньгах — приходил к нему и получал. Что оставалось — прятал Олекса в скалу и велел молодцам так закрыть ее, чтоб никто никогда не добрался. Так и было сделано. Теперь строят там железную дорогу, целые горы взрывают на воздух, а тех скал все равно не найдут и не откроют. Лежит там золото, серебро, драгоценные каменья, оружье, заботливо смазанное. Если открыть скалу, засияет тот клад на целый свет. Но лежит клад и ждет нового Довбуша. Глубоко закопал свое ружье Олекса Довбуш. Медленно, медленно поднимается оно, каждый год не больше чем на маковое зернышко, но когда выйдет целиком на божий свет, появится в мире новый Олекса Довбуш, воитель за правду, мститель за кривду, панам на страх, народу на радость и утешение.
Посылали против Довбуша войска, разгонял их Олекса, как цыплят. Проведал, наконец, сам император, что есть молодец в его земле, которого одолеть никто не в силах, и велел Довбушу приходить в столицу мириться. Но задумал монарх втайне провести Олексу, и когда подошел тот к Вене, выслал против него император все свое войско и велел убить Довбуша, а сам глядел из окна. Отскочили пули от Довбуша, полетели обратно на войско, поубивали всех до единого. Испугался царь, велел остановить стрельбу и помирился с Довбушем. Дал ему большую грамоту с печатью — о том, что имеет право Довбуш свободно разбойничать по всей земле, только войско не трогать. Три дня и три ночи угощал Довбуш императора и его двор и семь лет потом разбойничал в стране. И пока был он жив, легко жилось бедному люду.
Погубила Довбуша баба, этот вечный враг мужчин, чортово племя, из-за которого столько зла на земле. Разнежился с бабой Довбуш, забыл про свое дело и пропал ни за понюшку табаку.
Дзвинкой ее звали, была она замужем и жила в Космачах. В часы любовных утех выведала Дзвинка великую тайну Довбуша и трижды поклялась божьим именем, что никому не выдаст. Неуязвимого Довбуша могла сразить серебряная пуля. Ту пулю надо было положить в миску с яровой пшеницей и нанять двенадцать попов отслужить над ней двенадцать молебнов. Рассказала об этом Дзвинка своему мужу Степану.
Собрался Довбуш с ребятами в поход на Кутский замок.
— Завтра чуть свет будем на ногах, братцы, сегодня надо пораньше лечь. Заночуем в Космачах, повидаем Дзвинку.
— Олекса, батюшка наш, не ходи в Космачи, видели мы вчера дурной сон.
— Хлопцы мои, молодцы, ай вы сдурели? Забейте в ружья по две пули и стойте под горой. А я пойду спрошу, покормит ли нас ужином пригожая Дзвинка.
Пришел к хате Дзвинки.
— Спишь, кумушка, иль не спишь? Угостишь ли нас ужином?
«Не сплю, — думает Дзвинка, — не сплю, тебя слушаю да ужин готовлю. Славный то будет ужин, всему народу на удивление».
— Спишь иль не спишь, Дзвинка, сердце мое, дашь ли приют Довбушу?
— Не сплю, тебя слушаю, а ночевать разбойника не пущу. Степана нет дома, и ужин не готов.