Он позвонил Лоретте домой по телефону Верны.
— Лоретта, — сказал он. — Я должен поговорить с Верной.
— Ей сейчас не совсем по себе, — сказала Лоретта. — Я надеюсь, что вы помолитесь за эту девушку.
— Конечно, — ответил Бак. — Как вы ладите друг с другом?
— Настолько хорошо, насколько этого можно ожидать от двух чужих друг другу людей, — сказала Лоретта. — Я просто рассказываю ей мою историю и думаю, что именно этого вы и хотели бы от меня.
Бак промолчал. Наконец, он произнес:
— Дайте ей трубку, Лоретта, хорошо?
Верна взяла трубку, и Бак сразу перешел к делу:
— Верна, тебе понадобится новая машина.
— О, Камерон, что случилось?
— Всего лишь пробило колесо, Верна, но эту неполадку не удастся устранить еще несколько дней, и мне кажется, что твоя машина не стоит такого внимания.
— Спасибо огромное!
— Ничего, если я взамен предоставлю тебе новую хорошую машину?
— Не возражаю, — пробурчала она.
— Обещаю, Верна. А теперь мне придется ее оставить. Есть что-нибудь такое в машине, что нужно забрать?
— Мне ничего не приходит в голову. В бардачке лежит расческа, которая мне очень нравится.
— Верна!
— В свете происходящих событий это, наверное, кажется смешным.
— Какие-нибудь документы, личные вещи, спрятанные деньги, что-нибудь в этом роде?
— Нет. Поступайте как хотите. Мне бы не хотелось обременять себя этими проблемами.
— Тогда я скажу кому-нибудь из администрации, что, добравшись до этой машины, могут отбуксировать ее на кладбище старых автомобилей и продать за любую цену в счет буксировки.
— Камерон, — прошептала Верна, — эта женщина очень странная.
— Верна, сейчас у меня нет времени обсуждать с тобой это. Дай ей шанс. Она очень милый человек, и кроме того, она дает тебе кров.
— Нет. Ты не так меня понял. Я не говорю, что она со странностями, но высказывает очень странные мысли.
Взобравшись на насыпь, откуда было видно Мичиган-авеню, Бак сдержал обещание, данное Лоретте, помолиться за Верну. Он не знал точно, как нужно молиться, но прошептал:
— Или она поверит в Бога, или я умру.
Когда Бак увидел по сторонам Мичиган-авеню десятки разбомбленных зданий и понял, что такая картина его ждет на всем протяжении Мэгнифисент Майл, ему вспомнилось время, проведенное в Израиле, который подвергся нападению со стороны России. Он представил себе свист бомб и адский жар пламени, но в эти мгновения Священная земля была удивительно далека от опасности. Там не было такого вторжения. Он нажал на трубке Верны повтор, забыв о том, что последний раз он набирал номер Лоретты, а не мобильного телефона в «Рейндж Ровере».
Не услышав в трубке привычного: «Абонент, которому вы звоните…», он, затаив дыхание, молился про себя о том, чтобы ответила Хлоя. Услышав голос Лоретты, он сначала потерял дар речи.
— Алло? Кто говорит?
— Простите, Лоретта, — сказал он. — Я ошибся номером.
— Я рада, что вы позвонили, Бак. Верна хотела с вами поговорить.
— О чем?
— Я даю ее вам.
— Камерон, я звонила в офис. Несколько человек все еще там, проверяют, все ли вещи на месте. Они обещали закрыть все, когда закончат. В любом случае для тебя есть пара телефонных сообщений.
— От Хлои?
— Нет, извини. Одно от доктора Розенцвейга из Израиля. Другое от человека, который заявляет, что он твой приемный отец. И еще одно сообщение от мисс Уайт, которая говорит, что ее нужно в полночь встретить в аэропорту Митчел Филд в Милуоки.
«Мисс Уайт? — подумал Бак. — Мудро со стороны Аманды держать в тайне связи, которые соединяют их маленькую семью».
— Спасибо, Верна. Я понял.
— Камерон, как ты собираешься забрать кого-то в Милуоки, если у тебя нет машины?
— У меня еще есть несколько часов на то, чтобы подумать об этом. Такое количество времени мне кажется просто роскошью.
— Лоретта предложила свою машину в случае, если я соглашусь сесть за руль, — сказала Верна.
— Надеюсь, что это не понадобится, — сказал Бак. — Но все равно спасибо. Я сообщу тебе, если что.
Бак не чувствовал себя журналистом, находясь посреди этого хаоса. Ему нужно было наполниться происходящим, пропустить через себя, задать вопросы людям, заварившим все это. Но вокруг не было никого, кто мог бы претендовать на эту роль. Все работали. Бака не заботило, можно ли сделать из этого статью или нет. Его журнал, наряду со всеми остальными крупными информационными изданиями, контролировался, если не принадлежал, Николае Карпатиу. Как Бак ни стремился объективно передать события, казалось, что все было ложью, исходившей от этого профессионального мошенника. Ужасно, что Николае имел к этому призвание. Более того, лживость была его истинной сущностью. Баку претила сама мысль о том, что его самого использовали для распространения пропаганды и лжи, которую люди проглатывали, как мороженое.