Учитывая своевластие Екатерины II, имя Николай для внука выбрала именно она, а не родители мальчика. Возможно, потому, что святой Николай Чудотворец был весьма почитаем на Руси.
Сам Николай Павлович много лет спустя писал о том времени: «Мне думается, что мое рождение было для Императрицы Екатерины последним счастливым событием: она желала иметь внука, а я, говорят, был большим и здоровым ребенком, так как даже она, благословляя меня, сказала: «Экий богатырь!» Слабое состояние ее здоровья не позволяло ей принимать личного участия в обряде крещения, ввиду чего во время крестин она находилась на хорах Царскосельской Придворной церкви».
Младенец рос быстро и был невероятно прожорлив. Ему не хватало грудного молока, пришлось очень рано ввести прикорм. «Великан Николай поминутно просит есть, так что вот уже три дня, как его стали кормить кашкой; это неслыханное дело для ребенка, которому всего неделя. У нянек просто руки опускаются от удивления; если так будет продолжаться, придется к шести неделям отнять его от груди. Он смотрит на всех во все глаза, а голову держит прямо и поворачивает не хуже моего», – писала Екатерина Гримму 5 июля 1796 года.
Однако в памяти Николая не осталось никаких светлых воспоминаний о бабушке Екатерине Великой. Напротив, всю свою жизнь он не был расположен к ней. Возможно, сказывалось влияние матери.
Новорожденному великому князю немедленно назначили свой особый штат. Это были уже упоминавшаяся статс-дама Шарлотта Карловна Ливен и три дамы, исполнявшие обязанности гувернанток: Юлия Федоровна Адлерберг, подполковница Екатерина Синицына и надворная советница Екатерина Панаева. Они находились ночью при детской кроватке, чередуясь между собой в течение всего первого года жизни великого князя, а позднее были в спальне младенца лишь днем, а на ночь с Николаем оставалась его заботливая нянька – шотландка Евгения (Джейн) Васильевна Лайон. В 1794 году ей пришлось быть в восставшей Варшаве. Она была заключена в крепость вместе с другими иностранцами. Возненавидела поляков и часто рассказывала маленькому Николаю об их зверствах. В результате будущий царь привык воспринимать поляков исключительно негативно.
Кормилицу младенцу согласно обычаю взяли из крестьян – звали ее Евфросинья Ершова, и она, служа во дворце, оставалась неграмотной. Даже в ведомости за полученное жалованье за нее расписывались другие. Родные дети этой Евфросиньи – две дочери и сын – считались молочными сестрами и братьями царя.
Состояли при младенце также две камер-юнгферы, две камер-медхен и два камердинера. Сверх того, новорожденному полагались лейб-медик, аптекарь и зубной врач. Есть упоминания, что в покоях находились еще восемь простых лакеев и восемь истопников. Мария Федоровна ежедневно навещала сына, оставаясь в его комнатах минут на десять или на четверть часа. Если на какой-то день был назначен бал, то посещение детских комнат отменялось.
После ухода супруги сына иногда, далеко не каждый день, навещал Павел Петрович – обыкновенно один, и тоже оставался ненадолго. Различие между посещениями отца и матери состояло в том, что Мария Федоровна твердо настаивала на соблюдении этикета, довольно неудобного, а Павел Петрович, напротив, пренебрегал этим. Так, в присутствии великой княгини – будущей императрицы – все дамы и кормилица должны были стоять навытяжку, даже с младенцем на руках, а Павел разрешал кормилице сесть и держать младенца на коленях. Своих младших сыновей – Николая и Михаила – он прозвал «мои барашки» и с удовольствием, хоть и недолго, играл с ними, брал их на руки, обнимал, чего никогда не делала мать. Мария Федоровна с детьми всегда была холодна и суха.
Кончина Екатерины
Планировалось, что воспитанием царственного младенца будет заниматься сама государыня, как это было с ее старшими внуками. Екатерина II даже разработала собственную методику, вобравшую все достижения передовой педагогики XVIII века. Называлась она «Наставление о сохранении здоровья великих князей». Там говорилось, что детское платье должно быть как можно проще и легче, что пища должна быть простой, а «буде кушать захотят между обедом и ужином, давать им кусок хлеба». Спать мальчики должны «не мягко», под легкими одеялами. Слезы она ненавидела и категорически запрещала воспитателям потворствовать этой слабости, пространно и обстоятельно объясняя свой запрет: «…дети обыкновенно плачут от упрямства, либо от болезни, но должно запрещать всякие слезы. В болезни – следует употреблять необходимые средства для ее облегчения, не обращая внимания на слезы и стараясь внушить детям, что плач их не уменьшает, а усиливает болезнь и что лучше преодолевать ее бодростью духа и терпением». «Каждый человек подвержен голоду, жажде, усталости, боли от недугов и ран и потому должен переносить их терпеливо. Помощь в таких случаях необходима, но надлежит подавать ее хладнокровно, без торопливости», – философски размышляла Екатерина. Учителям предписывалось не запрещать детям купаться, когда хотят, и гулять не по дорожкам, а по полям и буеракам: пусть карабкаются, падают, разбивают коленки, поднимаются. Великим князьям дозволялось держать животных – собак, кошек, голубей. По мнению Екатерины, это прививало им «сострадание ко всякой твари…». «Главное достоинство наставления детей состоять должно в любви к ближнему (не делай другому, чего не хочешь, чтобы тебе сделано было), в общем благоволении к роду человеческому, в доброжелательстве ко всем людям, в ласковом и снисходительном обращении со всеми…» – писала она.