Новое предприятие расположили на берегу Финского залива, в паре верст южнее впадения в него Невы с прицелом на дальнейшее расширение, благо всяких мелочей, которые можно изготовить на небольшом, но хорошо оборудованном производстве, я мог предложить не один десяток.
Зато какой фурор произвела новинка, когда в сшитом с использованием молнии костюме появился на приеме сам император… Словами не описать.
- «Боже», - подумал я тогда, глядя на придворных, крутящихся вокруг Александра и силящихся рассмотреть новинку, - «да с такой рекламой я смогу продать этим людям все что угодно!»
Глава 14
Вот правильно говорят: «за одного битого двух небитых дают». После неудачной капании 1805 года Александр сильно изменился. В первую очередь исчезла абсолютная уверенность в собственной правоте – которая поразительным образом сочеталась в нем с мнительностью и неуверенностью в собственных силах, - он стал больше прислушиваться к советам других людей и, что особенно приятно – к моим. Особенно это стало заметно в конце осени 1806 года после рождения у них с Елизаветой Алексеевной – видимо они все-таки иногда работали в этом направлении – второй дочери, названной так же Елизаветой. Я уж не знаю, что именно там случилось во время родов – их принимал, кстати, сам Нестор Максимович, что показало всем в столице отношение императора к новой медицинской «метле», – естественно мне этого не рассказывали, однако судя по слухам, больше императрица выносить и родить наследника была не способна. Что опять же поднимало во весь рост вопрос наследования трона империи.
Возможно, исходя именно из эти соображений, я как-то неожиданно для себя стал чаще появляться на всяких дипломатических приёмах, совещаниях императора с министрами и прочих мероприятиях, где пока права голоса не имел и только скромно сидел в сторонке, пока «большие дяди» решали судьбы империи.
Именно на одном из таких совещаний я познакомился с Михаилом Михайловичем Сперанским, как раз начавшим набирать в тот момент немалый политический вес. Одни его прочили министром юстиции России, другие видели серым кардиналом, стоящим за спиной Александра, однако все сходились во мнении, что господин этот имеет большое будущее.
С виду ничего не особенного не представлявший из себя чиновник – один из многих безликих в длинном ряду подобных, – средний рост, тонкие черты лица, ранняя залысина, при этом проявлял обширные знания в своей области и имел немалый реформаторский зуд, что было свойственно далеко не всем. И знания и желание их применить по делу.
Как водится, заметив мой интерес к этой исторической личности – хоть убей не вспомнил бы, благодаря чему именно Сперанский вошел в историю – Александр предложил Михаилу Михайловичу прочитать мне курс лекций по юриспруденции и теории права, что вызвало у чиновника определенный энтузиазм, а у меня только ехидную улыбку. Имея юридическое образование двадцать первого века и кое-какой опыт работы по специальности, еще неизвестно кто-кому будет читать лекции. Впрочем, не исключаю такой возможности, что в том числе и для этого – для расширения взглядов именно Сперанского – Александр и «стравил» нас вместе, а вовсе не для того, чтобы повысить мою правовую грамотность. С другой стороны, законы империи были в это время столь сложны и запутанны, что мне, привыкшему всю жизнь обращаться с разумно выстроенными – относительно конечно - и зачастую кодифицированными документами, разобраться в этом хитросплетении было не так-то просто.
Достаточно только сказать, что в начале 19 века в России не было уголовного кодекса, а все соответствующие нормы были разбросаны по сотням нормативно-правовых актов. Как в таких условиях работать – бог его знает. Впрочем, тоже самое можно было сказать и про Гражданский кодекс, и про все остальные. Про процессуальные нормы и говорить нечего – они, по сути, отсутствовали как класс.