Например, мой брат Александр решил присоединиться к коалиции против Наполеона. Здесь была замешана и его личная неприязнь к Бонапарту, и желание избавить Россию и Европу от новых угроз. В краткосрочной перспективе могущество России и влияние самого Александра на европейские дела возросли, что приятно щекотало самолюбие, но в долгосрочной перспективе Россию стали опасаться, как нового гегемона, что увеличило противодействие интересам России. После катастроф Испанской и Русской компаний, возможности Наполеона и так сильно уменьшились. Множество ветеранов погибло, а новые рекрутские наборы давали необстрелянных юнцов и вызывали ропот в самой Франции. Поэтому с Наполеоном справились бы, наверное, и без нас, а если и нет, то он продолжал бы оставаться угрозой миру в Европе. То есть притягивать нездоровое внимание англичан, пруссаков и австрияков к себе. А Россия, оставаясь в стороне, могла бы пожинать политические дивиденды. Но случилось, то, что случилось, и я в свои шестнадцать лет повлиять на это никак не мог. Спасибо хоть в Европу отпустили.
С другой стороны я знал, что в итоге мой реципиент стал императором, хотя в 1814 году, со стороны, это казалось нереальным. Ибо Александр был еще довольно молод и имел шанс на рождение наследника. А если с наследником не выйдет, был другой мой старший брат - Константин, который и считался пока наследником престола. Но я знал, что именно Николай в итоге займет Российский престол. И поэтому, я считал, что если я буду вести себя «естественно», как мой реципиент в реальности, которую я знал, я все же стану императором и приобрету реальную возможность кое-что сделать иначе, а кое-что и вообще не сделать.
Я также понимал, что в будущем мне понадобятся соратники, которые меня поддержат и которые будут во мне заинтересованы. Для этого мне предстояло налаживать связи в армии и в администрации и сформировать свою команду будущих потенциальных менеджеров. Поэтому, для меня эта поездка в Европу была возможностью встретиться со многими влиятельными людьми и завязать первые нужные знакомства.
В Берлин мы приехали в конце февраля 1814. На улицах был снег, но особого мороза, который превращает зиму в тягость, не было. К нашему приезду готовились. Когда мы подъехали ко дворцу, были уже сумерки. Все окна были освещены, а вдоль аллеи, ведущей к парадной лестнице, выстроились гренадеры с факелами. Зрелище было впечатляющим, хотя после нескольких балов в Петербурге, привычным.
Королевская семья встретила нас в парадной зале. Здесь я впервые увидел Шарлотту. Не то что бы я очень возражал против матримониальных планов моих брата и матушки, ведь свадьба с Шарлоттой была одним из ключевых моментов в жизни Николая, и одной из причин из-за которой он стал императором, в обход бездетного Константина. Но было бы неплохо, если бы она мне понравилась.
Я знал, что настоящий Николай влюбился в Шарлотту с первого взгляда, и мне было очень любопытно какова она, моя будущая жена. Я даже опасался что-то испортить, так как мне настоящему было 33 года, и мое поведение и чувство юмора могли быть иными, чем у 17 летнего Николая. Но все прошло замечательно. Видимо чему быть, того ни миновать.
Прусская принцесса оказалась довольно высокой и миловидной, и действительно походила на Луизу, свою мать. По крайней мере, если верить портретам Луизы. Со временем она обещала стать очень красивой женщиной - с прекрасной фигурой и осанкой. За обедом у нас не было возможности пообщаться, но после, когда взрослые перешли к игровым столам за партию в вист и триктрак, молодежь, то есть мы с Михаилом и трое Гогенцоллернов: Вильгельм, будущий император Вильгельм I, Шарлотта и Карл, разговорились. Фридрих Вильгельм, старший сын и наследник отсутствовал, будучи при армии. Чтобы разрядить атмосферу, я пошутил насчет строгости Ламздорфа, и мы с Мишкой рассказали о нашем путешествии в Берлин. Далее беседа потекла более непринужденно, благо у нас было много общего. Молодые Гогенцоллерны, так же как и мы, стремились на войну, на которую их по малолетству не пускали. Вообще разговор шел в основном о войне, об устройстве армии и о прошедших битвах. Только присутствие Шарлотты немного разбавляло этот разговор. Мишка был довольно разговорчивым, что позволило мне перекинуться с Шарлоттой парой слов наедине.
Так как взрослые не препятствовали нашему общению, за время, проведенное в Берлине, мы с Шарлоттой виделись по нескольку раз в день, и хотя для меня она была еще девочкой, я был очарован её веселым нравом и непосредственностью. Ничего определенного сказано не было, но мы обещали писать друг другу. Поэтому я покидал Прусскую столицу в приподнятом настроении. Первый шаг был сделан.
Глава 9.
Гвардия стояла шпалерами вдоль громадного двора. Впереди стояли ветераны, а позади Молодая Гвардия. Желтое апрельское солнце тускло освещало серые дворцовые стены и играло на примкнутых байонетах. Обветренные лица солдат под мохнатыми медвежьими шапками были хмуры. Они прошли с Императором не одну компанию, с честью пронеся императорские орлы через всю Европу. Маленький капрал был для них отцом, а армия была их семьей. Теперь Император их покидал. Они остались без отца.
Среди рядов Молодой Гвардии стоял и Огюст. Когда у той полузамерзшей речки их батальон прикрывал отход Императора, он не думал, что выживет. Казаков они встретили в каре и отогнали, но за казаками шли пехота и пушки. Картечь уполовинила их батальон, а русская пехота штыками прижала их к реке. Мосты были уже взорваны, и Огюст, чудом не раненный, вброд перешел ледяную речку и из последних сил вскарабкался на крутой противоположный берег. Он бы там и замерз, когда лежал без памяти, но его подобрали отходившие последними поляки, и на плаще тянули его несколько лье до бивуака. Удэ остался на том берегу. Он был ранен, когда они с боем отходили к речке, и что с ним стало далее, Огюст не знал.
Так, как новая армия собранная Императором, состояла в основном из новобранцев, а ряды гвардии поредели, Огюста приняли в молодую гвардию, учитывая его боевой опыт и заслуги. А теперь, после еще нескольких сражений, бесконечных переходов, голода, лишений он стоял среди товарищей на этом плацу и не понимал, что его война уже кончилась.
Створки дверей распахнулись, и к ним вышел Император. Знаменоносец преклонил знамя старой гвардии и барабаны дали бой;
- Солдаты, - обратился он к гвардейцам, - вы мои старые товарищи по оружию, с которыми я всегда шел по дороге чести, нам теперь нужно с вами расстаться. Я мог бы дальше остаться среди вас, но нужно было бы продолжать жестокую борьбу, прибавить, может быть, к войне против иноземцев еще войну междоусобную, и я не мог решиться разрывать дальше грудь Франции. Пользуйтесь покоем, который вы так справедливо заслужили, и будьте счастливы. Обо мне не жалейте. У меня есть миссия, и чтобы ее выполнить, я соглашаюсь жить: она состоит в том, чтобы рассказать потомству о великих делах, которые мы с вами вместе совершили. Я хотел бы всех вас сжать в своих объятиях, но дайте мне поцеловать это знамя, которое вас всех собой представляет.... Наполеон дальше не мог говорить. Его голос пресекся. Он обнял и поцеловал знаменосца и знамя, быстро вышел и, простившись с гвардией, сел в карету. Кареты умчались среди криков: «Да здравствует император!». И тут Огюст расплакался.
Глава 10.
На войну мы с Михаилом не попали из-за медлительности Ламздорфа. Впрочем, его медлительность объяснялась наказом Александра, который не желал нашего появления на фронте во время боевых действий. Поэтому мы ехали кружным путем, по дороге навестив кучу родственников, в том числе и мою старшую сестру, Марию Павловну, супругу герцога Саксен-Веймар-Эйзенахского. Конец войны мы встретили в Швейцарии, откуда Александр приказал нам ехать в Париж.