К концу XIX века Российский императорский дом значительно увеличился (на 1894 год Романовых и их ближайших родственников, помещаемых в «Придворном календаре», насчитывалось 53 человека). 26-летний монарх вынужден был принять на свои плечи груз забот о всех членах дома, стать для них верховным арбитром, а в случае необходимости и судьей. Для молодого человека, ранее практически никак не соприкасавшегося с семейными проблемами и целиком полагавшегося на волю отца, все это было крайне непросто. Большинство Романовых были старше его, и требовалось время для того, чтобы они почувствовали в новом монархе подлинного главу Императорской фамилии. Особенно трудно было добиться подчинения семейно-династической дисциплине от младших братьев почившего царя. В силу своего возраста и большей опытности они считали себя вправе давать племяннику советы (тем более что государь, по словам А. А. Половцова, жаловался им на затруднительность его положения вследствие «неподготовленности и отдаления от дел, в коем его доселе (до воцарения. — С. Ф.) держали»).
Однако уже тогда Николай II стремился продемонстрировать свои самодержавные прерогативы, выбрав в качестве образца для подражания императора Николая I. Тот же Половцов отмечал, что под впечатлением «такого поклонения» он с большим сочувствием относился к вдове великого князя Константина Николаевича — «престарелой и недалекой» Александре Иосифовне (на тот момент самой старой представительнице дома, хорошо помнившей времена Николая I). Именно ей он «сказал, что ему надоели советы дядей и что он им покажет, как обойдется без этих советов». Получалось, что монаршее самолюбие давало себя знать.
Стремясь продемонстрировать свое самодержавие, Николай II запретил внуку Николая I — великому князю Михаилу Михайловичу приехать в Россию на похороны императора Александра III. Это был первый случай жесткого решения нового царя, затронувшего больную для семейства тему. А заключалась она в следующем.
Михаил Михайлович, второй сын великого князя Михаила Николаевича, женился по любви, взяв в жены графиню Софью Николаевну Меренберг — дочь принца Нассауского (от морганатического брака последнего с Н. А. Пушкиной, дочерью поэта). Брак был заключен 14 февраля 1891 года без разрешения императора Александра III в Италии, как отмечал в дневнике В. Н. Ламздорф, «благодаря снисходительности греческого архимандрита, к которому великий князь явился в таком возбужденном состоянии, что это духовное лицо, опасаясь, чтобы Его Императорское Высочество тут же не покончил с собой в случае отказа, удовольствовалось предъявлением документов, удостоверяющих, что великий князь и девица де Меренберг не состоят в браке, и повенчал их в смежной с его квартирой небольшой молельне в присутствии одного англичанина и какого-то прохожего, вызванного с улицы в качестве свидетеля и получившего за это двадцать франков».
Александр III не стерпел подобного самочиния. Возмущение императорской семьи было так велико, что супруга самодержца назвала Михаила Михайловича «свиньей». На имя великого герцога Люксембургского — главы дома, к которому принадлежал отец невесты — принц Нассауский, составили телеграмму, в которой от имени Александра III говорилось: «Я, к сожалению, должен предупредить Ваше Королевское Высочество, что этот брак, заключенный без моего разрешения и без согласия родителей жениха, никогда не может быть признан законным» (курсив мой. — С. Ф.). За словами последовали действия: 26 мая 1891 года Михаил Михайлович был уволен со службы и лишен великокняжеского содержания; ему запретили въезд в Россию. Гнев русского царя не смягчился и после того, как графиня С. Н. Меренберг в 1892 году перешла в православие и герцог Люксембургский пожаловал ей титул графини де Торби. Молодожены поселились в Великобритании, где и узнали о кончине Александра III.